В интервью «Новому делу» Магомедова рассказала о проблемах судебной системы Дагестана, о «красных адвокатах» и о том, что правоохранителями в республике руководят «гастролеры».

Семейный подряд правоохранителей
— Сапият, с какими проблемами вообще сталкиваются адвокаты в Дагестане?
— Проблем на самом деле много — это нерадивые коллеги, тенденциозные суды, беспредел правоохранителей. Например, в последние годы в республике сложилась ситуация с недопуском адвокатов к подзащитным. Я с 2006 года работаю в адвокатуре, и если два-три года назад адвокат спокойно мог пройти к клиенту в изолятор временного содержания, встретиться в тюрьме, то сейчас это стало, знаете, каким-то актом доброй воли со стороны правоохранителей. Хотят — пропустят, захотят — месяцами не дадут войти в ИВС. Надо сказать, что это привезли в Дагестан прикомандированные следователи. Их сюда отправляют расследовать громкие дела, а обвиняемых по таким делам прячут от адвокатов. Год назад, например, увозили во Владикавказ. А теперь часто увозят в Черкесск. Для чего это делается? Так легче получить признательные показания. Пока адвокат будет бегать за подзащитным по соседним республикам, глядишь, он и возьмет на себя под пытками вину. Говорить о том, что, согласно закону, дела должны быть расследованы в том регионе, где было совершено преступление, даже не приходится. Жалобы на следователей — это практически заявления в пустоту. На них нет никакой реакции.
— А работу дагестанских следователей как охарактеризуете?
— По большому счету дагестанские следователи работают неэффективно. Среди них, конечно, есть профессионалы своего дела, но их настолько мало… А общее впечатление о работе дагестанского следственного управления Следственного комитета России создают их коллеги, запятнанные своими противоправными методами работы. Коррупция и клановость, в которой тонет республика, не обошла стороной и следователей. Мы сегодня сталкиваемся с таким явлением, что отец следователя судья, дядя работает в прокуратуре, брат в МВД. Создается круговая порука, что ли. Например, я с 2011 года веду дело Жайрулы Умарова, обвиняемого в педофилии. Мало того, что там липовые экспертизы без печатей и подписей, мало того, что там вообще уголовное дело возбуждено по несуществующей статье закона, так еще и следователь выносит меру пресечения в виде заключения под стражу. Это вообще-то только суд может делать. Ну, думаешь, даже самый непрофессиональный судья это дело и рассматривать не будет. Но нет! Мало того, что берут в производство, так еще нарушений не замечают. А причина, знаете ли, простая. Следователь Муса Гаджимагомедов — сын судьи Кировского райсуда Махачкалы Гаджимагомы Гаджимагомедова, двоюродный брат судьи Верховного суда Дагестана Тимура Аджимагомедова, племянник бывшего председателя Конституционного суда республики Салмана Гаджимагомедова, внук бывшего зампрокурора Дагестана. Проблема в том, что если это дело суд не завершит обвинительным приговором, то следователю будет взыскание вплоть до того, что можно будет поставить вопрос о его соответствии занимаемой должности. Поэтому эти родственные связи приходят ему на помощь. А от этого ведь страдают ни в чем не повинные люди. Да что там простые люди, когда отношение к громким делам абы какое.
— Например, к каким делам?
— Ну, вот дело по убийству братьев Гамзатовых. В марте прошлого года, напомню, депутат Горсобрания Кизляра Магомед Гамзатов, его три брата и племянник были убиты в драке с применением оружия. 31 октября по этому делу суд начнется. Про суд пока ничего не могу сказать. Но про Следственный комитет интересный момент не могу не привести. Это убийство ведь большой резонанс получило. Родственники убитых тогда ведь перекрывали трассу, чтобы главу Кизлярского района Андрея Виноградова в отставку отправить, так как, по их данным, его охранники участвовали в драке. Расследование по этому делу тогда изъяли из Дагестана и передали в Главное следственное управление СК РФ по СКФО. Соответствующий указ с формулировкой, что дело сложное и представляет общественный резонанс, тогда подписал заместитель руководителя СК Борис Карнаухов. Спустя пять месяцев, он же возвратил дело в Дагестан с другой формулировкой — не представляет резонанс. За это время оно перестало быть общественно-резонансным, что ли? Кстати, когда в суде по данному делу формировалась коллегия присяжных, то многие кандидаты в присяжные по самым разным причинам, иногда даже смешным, отказывались от участия в процессе. Тот же судья спросил их, знают ли они про этот инцидент. Не было никого, кто не знал.

«Рука руку моет»
— Вы с адвокатом Мусой Суслановым заявляли о том, что вам поступают угрозы, связанные именно с делом Гамзатовых. Была ли реакция правоохранителей на эти угрозы?
— Да, в начале июня этого годе мне и моему коллеге по этому делу поступили угрозы. Мусе на телефон пришло смс-сообщение, где говорилось буквально следующее: «Салам, адвокат, поговори со своей коллегой, и откажитесь от дела по факту убийства братьев Гамзатовых. Мы тебя предупреждаем! Это шанс остаться живыми». Были и сообщения, что если мы не откажемся, то подожгут или взорвут коллегию, где мы работаем. Как ни странно, на угрозы все же отреагировали. Но тут есть очень интересное «но». Хасавюртовский межрайонный следственный отдел возбудил вначале уголовное дело по части 2 статьи 296 УК РФ («угроза или насильственные действия в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования, совершенные в отношении защитника»). Однако прокурор Хасавюртовского района Гази Рамазанов, на мой взгляд, великий толкователь уголовного закона, переквалифицировал угрозы под часть 1 статьи 119 УК РФ («угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью»). Он поясняет, что угрозы по первой статье могли поступать в адрес защитников обвиняемых. Хотя в самой статье не говорится именно об адвокатах обвиняемых или обвиняющих. И первая статья, по сути, более тяжкая, чем вторая.
Уже есть ощущение, что возбужденное дело не будет расследовано, а если и будет, то весьма поверхностно. В любом случае по этим угрозам в настоящее время СК бездействует. Да не только по этому делу.
В Дагестане почему-то любят говорить, что правоохранители, силовики, спецслужбы недолюбливают друг друга. Может, в каких-то моментах это и так. Но их взаимосвязь характеризует поговорка «рука руку моет».
— А можно подробнее?
— Вот конкретный свежий пример. Шамиль Салатгереев, житель села Калининаул, что в Казбековском районе, подвергся пыткам со стороны полицейских. После пыток он пытался покончить с собой, но его родственники вовремя откачали. Вкратце если говорить, 18 сентября участковый доставил Салатгереева в здание полиции Казбековского района. Сотрудники полиции требовали от него, чтобы он сознался в краже 1560 рублей, других кражах. Его сильно избили, пытали. Отпустили только после того, как подписал какие-то бумаги, пока не ясно, что за бумаги. Кроме того, у него в отделе полиции пропало 40 тысяч рублей, которые он получил от продажи старого автомобиля (человек, который купил машину, подтверждает это). Полицейские заявляют, что ничего об этом не знают. Салатгереев, кстати, не отрицает, что те 1560 рублей он украл, но он их вернул давно. Соответствующая расписка от человека, которому он их возвратил, есть. Но, извините, за такую сумму человека надо доводить до самоубийства? Салатгереев написал заявление на полицейских в СК. Я, как нанятый его родственниками адвокат, 24 сентября отнесла это заявление следователю хасавюртовского межрайонного следственного отдела, отдала под роспись, получила свою копию. Спустя некоторое время звонит следователь и говорит, что потерял заявление. Когда я стала с ним ругаться, он заявляет, что я забрала заявление, а в качестве свидетеля приводит стажера. Самое интересное, что стажер этот приходится родственником одному из полицейских, на которого Салатгереев написал заявление. Бездействием СК продолжают пользоваться те сотрудники полиции, на которых указывает избитый. Дело в том, что после побоев и пыток, Салатгереев лечился в больнице в селе Дылым. Но врачи его оттуда выписали, подозреваю, что под давлением тех самых полицейских. В срочном порядке мы забрали его и лечили в другой больнице. Но теперь те полицейские его активно ищут. Более того, они объявили его в розыск по подозрению в краже 2500 рублей. А куда смотрит СК, одному богу известно.

Полицию портит статистика
— Мы плавно подошли к работе полиции…
— А тут, на мой взгляд, практически те же самые проблемы, что и в системе СК. Боюсь, буду повторять многих других, кто высказывался на эту тему. Непрофессионализм, коррупция, родственные связи — это все и про полицию тоже. Там процентов 20 если профессионалов осталось, то это очень хорошо.
— Но в чем главный минус в работе дагестанского МВД?
— В том, что у них плохое руководство. Абдурашид Магомедов, наверно, человек хороший, но он, на мой взгляд, не соответствует занимаемой должности. Например, не заботиться о своих же работниках.
— С чего такие выводы сделаны?
— Из своего же опыта работы. Одно из дел, которым я занимаюсь, связано с нарушением прав бывших полицейских. Десять сотрудников полиции, ушедших на пенсию, не могут нормально получить свои социальные выплаты. То им не выплачивают, то не доплачивают, то задерживают, то вообще не дают. Эти экс-полицейские оставили работу не потому, что хотели, они пострадали в ходе исполнения своего служебного долга, у многих травмы. По этим выплатам обращалась и в прокуратуру, и в следственные органы, но они нарушений не выявляют. Но что министру до своих бывших работников? Когда я была у него на приеме, он обещал разобраться, но никаких движений с его стороны не было.
— Но это ведь вопросы, не касающиеся профессионализма полицейских.
— Не соглашусь. Все взаимосвязано. Простые сотрудники полиции видят, как обращаются с их коллегами, вышедшими на пенсию, видят, как им сложно. И те, кто остался в системе МВД, стараются больше работать на себя, заработать какими-то незаконными путями, например. Этому еще способствует и то, что полицейские вынуждены работать на статистику. Ни для кого ведь не секрет, что с полицейских требуют отчеты, что столько-то преступлений раскрыто такой-то направленности, столько-то — такой. А если нет преступлений, но статистику требуют? Что тогда? Тогда надо придумать преступления, найти жертву, которая возьмет их на себя. Пытками, угрозами, но возьмет. С одной стороны, полицейские поставлены в такие условия, что им приходится, условно говоря, выживать. Но из этой системы ведь можно уйти. И отговорки, что в республике итак нет работы, — извините, это детский лепет. Просто каждый для себя выбирает, что легче для его совести: подводить ток к человеку для самооговора или же кирпичи таскать на стройках. У меня есть знакомые полицейские. Нет, я не буду говорить, что они кристально чистые люди, что они как раз входят в ту самую группу полицейских, на которых и держится доброе имя МВД. Они обычные полицейские, которые еще не попали в жернова этой системы статистики, клановости, коррупции. Иногда некоторых из них даже отговариваю от этой работы. Потому что боюсь за них, боюсь, в кого они превратятся. Знаете, меня еще возмущает, когда разные чиновники на самых разных заседаниях начинают рассуждать о том, что, мол, вот полиция потеряла доверие у народа, что надо возвращать это доверие. Это мы и так прекрасно знаем. Спросите у любого прохожего, к кому он в первую очередь обратиться, если на него нападет грабитель. Вряд ли ответит, что к полицейскому. Как решить проблему? Думаю, что если элементарно убрать эту систему статистки, то уже многое будет сделано.

Обвинительные суды
— Про незаконные действия полиции вы знаете не только из адвокатского опыта.
— Если вы о моем избиении сотрудниками хасавюртовской полиции, то да, конечно. До сих пор ведь по тому инциденту пытаюсь добиться правды. Случай был еще в июне 2010 года, но пока никто не наказан. Да, уголовное дело возбуждали. Тогда еще Магомедсалам Магомедов заявлял, что под личный контроль дело берет. Но даже его личный контроль не помешал заместителю прокурора Дагестана Магомеду Дибирову утвердить обвинительное заключение не только в отношении тех полицейских, избивших меня, но и в отношении меня самой. Да что там Дибирову. А экс-руководитель дагестанского следственного управления Алексей Саврулин, который возбудил это самое дело? Уж не Саврулину и Дибирову не знать, что такое закон. Согласно закону ведь по одному и тому же инциденту два уголовных дела возбуждать нельзя. Но в итоге-то получилось как? Оба дела в конце 2011 года были прекращены с формулировкой, что доказательства виновности, как меня самой, так и полицейских, являются субъективными и невозможно установить правду. Экспертизы, показания очевидцев и многие другие улики, конечно, в счет следователи не взяли. Больше года я пыталась получить материалы по своему делу. Теперь в суде пытаюсь оспорить решение следователей. И тут дело растягивают. В середине июня этого года я подала жалобу в Советский райсуд Махачкалы, а первое судебное слушание прошло 6 сентября. Было всего два-три слушания, а потом пошли сплошные откладывания дел. Хотя судья, согласно Уголовно-процессуальному кодексу, в течение пяти дней должен вынести решение на подобные жалобы. Конечно, я не сомневаюсь, что через наши суды правды не добьюсь. Особенно через дагестанские. Поэтому обратилась с жалобой в Европейский суд по правам человека. Именно по своему делу я прошла столько судебных заседаний, что могу сделать вывод, что Дагестан — правовая черная дыра.
— Неужели так все плохо и в судебной власти республики?
— И про полицейскую, и про правоохранительную, и про судебную системы я говорю, опираясь исключительно на свой адвокатский опыт и, скажем так, личный опыт. Суды в Дагестане, скорее, с обвинительным уклоном, нежели с оправдательным. Во многих случаях это следствие того, что родственные связи судей и следователей не позволяют выносить оправдательные приговоры. И еще среди дагестанских судей не практикуется отмена судебного приговора. Если отменяют один-два приговора, то руководство вызывает судью на ковер и, скажем так, делает внушение. А жаловаться на судей бессмысленно. Например, жалуюсь в квалификационную коллегию судей, а отвечает какой-то секретарь и пишет, что нарушений выявлено не было. Согласно закону, рассматривать жалобы адвокатов — это прерогатива только квалифицированной судебной коллегии. Даже председатель Верховного суда не имеет такого права, не говоря про секретаря.
Вообще, могу с уверенностью сказать, что в Дагестане нет ни одного факта, когда Верховной суд по собственной инициативе провел проверку какого-либо дела, и обнаружил нарушения норм Уголовно-процессуального кодекса. Уж не говорю о проверке претензий, изложенных в жалобе. Или пусть та же прокуратура назовет хоть одно дело, в которое по вновь открывшимся обстоятельствам сами внесли представление и обнаружили нарушения. Ощущение, что подобная инициатива, что в прокуратуре, что в судах, считается каким-то преступлением.
Кстати, в Хасавюрте недавно отменили обвинительный приговор, вынесенный пять лет назад местным судьей. Отменил Верховный суд России. И при новом рассмотрении дела обвиняемый был оправдан. Дагестанские адвокаты на этот Верховный суд РФ и надеются чаще всего, так как на региональные инстанции рассчитывать не приходится. Обычно получаем отписки.
— Возвращаясь к вопросу о вашем избиении. После этого происшествия ведь были и другие схожие случаи.
— Был какой-то шквал нападений на адвокатов. Адвоката Зинфиру Мирзаеву полицейские схватили и, сопровождая матом и угрозами, доставили в РОВД. Джамилю Тагирову следователь в своем кабинете кулаком ударил в лицо. Гульнару Бамматову выкинули из здания дагестанского Госнаркоконтроля в бессознательном состоянии.
Вообще, всего этого не случилось бы, если бы была жесткая реакция властей на избиение Сергея Квасова, на вооруженное нападение на Константина Мудунова. Тогда мало кто бил тревогу. Вообще, Адвокатская палата Дагестана должна была выработать механизм защиты адвокатов, чего до сих пор не сделано. Может, понадеялись, что это единичные случаи и успокоились. Хотя вот в Буйнакске адвоката Хадижат Магомедову полицейский ударил. То есть случаи нападения на адвокатов не прекратились.

«Карманные адвокаты»
— Говоря об адвокатах, не могу не затронуть проблему «красных адвокатов». Насколько она актуальна сегодня?
— По многим делам, которые я веду, сталкиваюсь с работой «красных адвокатов». То есть следователи устраивают все так, чтобы нанятого родственниками подозреваемого адвоката в СИЗО или же ИВС не пускали. Но им же нужно проводить следственные действия, поэтому они и привлекают своих знакомых адвокатов. Они, как правило, не глядя подписывают разные документы. Например, по делу того же Жайрулы Умарова, к которому меня всячески не допускали во время следствия, следователь привлек другого адвоката, который ознакомился с несколькими толстыми томами уголовного дела за 19 минут.
— Разве адвокаты не могут отказаться от участия в подобных действиях? Не могут же они не знать, что их коллега ведет дело.
— Конечно, не могут не знать. Все «красные адвокаты», с которыми я сталкивалась по делам своих подзащитных, прекрасно знали, что их коллега ведет дело. И их это не останавливало. У них есть готовая отговорка, дескать, согласно закону они не имели право отказаться, когда их следователь привлекал к делу. Но это такие детские отмазки, честно говоря.
Многие такие адвокаты даже заинтересованы в том, чтобы их следователи как можно чаще привлекали к различным делам. Им не важно, что следователь может нарушать права подозреваемого. «Красный адвокат» будет все бумаги подписывать. Его же работу оплачивает государство. Отсюда и материальная выгода — чем больше дел, тем больше заработка. Нет, конечно, среди назначаемых государством адвокатов есть добросовестные люди. Но тут проблема в том, что качество заменяет количество.
Хотела бы привести еще один интересный момент, связанный с «карманными адвокатами». Среди них ведь много бывших сотрудников правоохранительных органов. Эти работники выходят на пенсию или же их увольняют по разным причинам, а они не находят ничего лучше, как пойти работать адвокатом. У этих людей, отработавших в правоохранительной системе, ведь склад ума уже обвинительный по отношению к людям.
Кстати, некоторые «красные адвокаты» не вылезают из РОВД, следственного управления, ИВС. Они туда как на работу идут.
— Как подобное явление, хотя бы частично, свести к минимуму?
— Вот, например, дагестанская адвокатская палата разработала положение и составила так называемые базовые списки адвокатов, которых могут привлекать к следственным мероприятиям работники МВД, правоохранительных органов, судов, наркоконтроля. Также на сайте палаты публикуются протоколы заседаний, где рассматривались жалобы на «красных адвокатов». Не знаю, на мой взгляд, это не очень эффективно. Может быть, кстати, стоило бы сделать своеобразный черный список таких адвокатов, где были бы указаны не только их имена, но и их «геройства» в сфере защиты прав подозреваемых.

Новые назначения
— новые надежды
— В Дагестане недавно сменился руководитель следственного управления, сравнительно новый прокурор. Есть надежды на то, что правоохранительная система измениться в лучшую сторону?
— Да, слышала, что президент Дагестана Рамазан Абдулатипов про отставку Саврулина сказал, мол, нечего было заигрывать с преступниками. Насчет новых руководителей прокуратуры и следственного управления пока ничего сказать не смогу, но, кончено, надежда есть. Чаще всего у нас менялись прокуроры. После отставки Имама Яралиева, все прокуроры у нас прикомандированные. Точно также и руководители следственных управлений. А приехавшие сюда правоохранители рассматривают республику как плацдарм для своей дальнейшей карьеры. Они же сюда едут как в сложный регион, а уезжают со всякого рода наградами. Надеюсь, про нового прокурора и нового руководителя следственного управления потом не придется говорить, что они были гастролерами-карьеристами.
— А про нынешнего президента Дагестана что скажете? Внушает доверие?
— Практически каждый день читаю новости, что какой-то чиновник, уличенный в краже бюджетных денег, задержан, что, например, дома, построенные около кладбища, снести должны в соответствии с постановлением прокуратуры. С приходом к власти Абдулатипова, конечно, есть изменения. Отрицать их было бы глупо. Но ждем конечных результатов. Если хищения действительно имеют место, то интересно, чем закончатся эти уголовные дела. Кстати, думаю, что руководство республики должно поставить вопрос о том, куда раньше смотрели правоохранители. Ведь не в этом же году главы районов бюджет дербанить стали…

Про бывших пособников боевиков
— Совсем недавно ваше имя мелькало в сообщениях о сдавшемся боевике.
— Да, со мной на связь вышел житель Каспийска, который состоял в незаконном вооруженном формировании. Он просил помочь ему вернуться к мирной жизни. Я, конечно, сразу обратилась в хасавюртовскую адаптационную комиссию. Они меня попросили привести того человека к ним, но я побоялась везти его из Каспийска в Хасавюрт. В дороге ведь всякое может случиться.
В итоге поговорив с тем уже бывшим пособником НВФ, я вместе с сотрудниками МВД поехала в Каспийск. Вначале у меня были недопонимания с ФСБ по поводу сдавшегося, но они разрешились. Надеюсь, не появятся вновь. А сдавшийся каспийчанин скоро должен выйти на свободу.
— Если и в дальнейшем будут с вами связываться члены или пособники НВФ, которые хотят вернуться к законной жизни, то вы готовы им помогать?
— Тем, кто обращается ко мне за помощью, я стараюсь помогать. Думаю, что людям, которые поняли и осознали свои ошибки, нужно помогать в первую очередь.
— Не могу не спросить. Говорят, что вас нанимает правозащитный центр «Мемориал», что вы защищает в судах возможных боевиков. Как вы реагируете на подобные высказывания?
— Свой адвокатский статус я получила по закону. И в законе же написано, кому я должна в юридической помощи отказывать, кому должна отдавать предпочтение. Конечно, это мое право браться за то или иное дело. Но если человек обращается к тебе за помощью, то почему адвокат должен ему отказать. Позиция по делу не означает, что я поддерживаю то, что совершил человек. Я защищаю ведь не только обвиняемых в участии НВФ, но и тех же сотрудников полиции, жертв насилия.
Что касается «Мемориала» и других организаций. Если правозащитная организация направляет к тебе человека, чтобы ты защитила его права, то что, отказываться надо? В законе указано, что адвокат от подобного сотрудничества должен отказаться? Я рада сотрудничать со всеми — и с прокуратурой, с МВД, и со следователями. Если они готовы работать, не нарушая закон.
— Как относятся родственники к вашей работе?
— Они, конечно, переживают за меня, но в работу мою не вмешиваются. Да, по каким-то громким делам через них пытаются оказывать давление на меня. Говорят им, мол, поговорите с ней, пусть она то или иное дело не берет.
— А никогда не возникало желания все бросить?
— Вообще-то, трудности меня только подстегивают к работе. Не буду лукавить, конечно, бывают такие моменты, когда постоянно получаешь отписки на жалобы по очевидным грубым нарушениям закона правоохранителями, расстраиваешься. Вроде бы все методы исчерпаны, везде, куда можно обратилась. Но такого желания, чтобы опустить руки и оставить адвокатскую работу, не возникало.