Магомеду Исмаилову 31 год, у него 11 побед и 2 поражения в ММА. Среди российских бойцов есть люди более титулованные, более популярные в социальных сетях и с более суровыми жизненными историями. Но вряд ли есть кто-то, кто может рассказывать о своей жизни лучше, чем это делает Магомед, – это готовы подтвердить его 180 тысяч подписчиков. Корреспонденты «Матч ТВ» Вадим Тихомиров и Александр Лютиков пообщались с человеком, который умеет записывать смешные видео даже из операционной.

– Место вашего рождения – Нижний Тагил. Как это получилось?

– У меня родители из Дагестана, но они жили в Нижнем Тагиле, там я и родился. Хорошее место, многое оттуда помню – даже лицо мужчины, который мне подмигнул, когда меня мама в коляске везла. Помню, совсем маленьким мог один пойти до магазина – и люди только помогали. Как-то слетела цепь на велосипеде, я начал возиться и пытаться ремонтировать, а какой-то мужчина ехал мимо, остановился, вышел из машины и помог. Мы там жили в районе Вагонка. Но когда было примерно 9 лет, мне пришлось оттуда уехать: я подрался – и меня отправили в Дагестан.

– Что, сильно подрались?

– Я подрался так, что у одного молодого человека очень сильно опух глаз, сотрясение было. Он меня очень обидел. И я даже помню, как он меня обидел.

– Как?

– Я свои деньги на столовую в школе уже потратил. А он подошел ко мне и стал перед лицом рулетом махать. Ну, я и укусил этот рулет. Парню это не понравилось, он начал ногами на меня прыгать – причем видно было, что он точно только по фильмам учился драться. И я его побил. Я тогда уже самбо занимался – меня туда отдали еще до школы совсем мелкого.

– А почему пришлось уехать? Обычная школьная драка.

– А там на учет ставили быстро – могли шестилетнего мальчика поставить. Поэтому дядя прилетел и забрал сразу. Он сказал: «Красавец, молодец, поехали со мной». Родители знали, кого надо позвать, чтобы я без слез уехал. В селе Гели я отучился года два, оттуда уже переехал в Махачкалу. По маме сильно скучал. Что интересно: меня в нижнетагильской школе от других детей не отличали. А когда в Дагестан приехал, в селе меня называли «урус Махамад».

– Почему?

– А я с таким уральским говором разговаривал и совсем светленький был. Там все на улицах боролись, грязные такие и что-то мне хотели доказать, а я уже умел снизу на болячку вытянуть. Там дети не особо понимали, что это я делаю, но им было больно, они говорили: «Сдаюсь», – и я отпускал, потому что в Нижнем Тагиле, когда говорили «сдаюсь», драка заканчивалась. А тут я отпускал – и соперник снова на меня нападал. Я уже потом, когда на болячку ловил, так сразу не верил, переспрашивал: «Точно сдаешься?» Кикбоксинг попробовал, потом на вольную борьбу ходить начал. Вообще из всех моих знакомых в Дагестане было буквально пару человек, которые не занимались единоборствами.

– Вы проигрывали в драках на улицах?

– Да! Самое серьезное поражение на улице – одному парню, который на тот момент вольной борьбой занимался и был очень хорош. Гамзат Сайпудинов его зовут, у него куча регалий и по вольной борьбе в юниорах, и по боевому самбо он Россию зажал уже по взрослым. Сначала я ему втащил, у него появился синяк, он заплакал и убежал. Я решил, что порешал вопрос, но не тут-то было! Он вернулся уже с ребятами постарше. Когда я футболку снимал, они ему на аварском крикнули: «Кълябе!» Это типа «гаси» значит. Ну, и он мне втаскивать начал через футболку, зашел за спину – и я сделать не мог ничего, кикбоксингом в таких случаях не спасешься, когда борец за спиной, а от самбо к тому моменту в моей голове уже ничего не было. Я вставал, он снова сбивал меня и бил в один и тот же глаз. У меня уже двоиться начало, кричу: «Не вижу!» Домой пришел с таким лицом – думаю, как я это объясню? Хотел историю придумать, что меня побили двое, еще и больше меня. Как я скажу, что проиграл парню, который меньше? А мама меня увидела и сразу говорит: «О! Мужик пришел, мамин Арнольдик пришел». Арнольдик – это в честь Шварценеггера. Вытащила «Сникерс» мне, чашки достала из нового сервиза. «Раз один синяк – вот тебе один „Сникерс“». Она видела, что я расстроенный, и хотела успокоить. С Гамзатом мы встретились уже будучи более взрослыми в школе вольной борьбы «Трудовые резервы» в Москве – и у нас всегда были хорошие отношения.

Вообще в нашей семье любили единоборства. Например, когда мы с дядей в горы ходили, он нам и другим молодым пастухам говорил: «Давайте поборитесь», – и мы боролись.

– Быть пастухом это сложно?

– Случай расскажу – лет девять назад это было. Есть определенное время, когда отделяют самок от самцов, чтобы не рожали не в сезон. Я как раз пас стадо самок – и тут появляется такой рогатый здоровый баран, очень мощный. Я как-то не одуплил сначала, не придал значения. И он начинает дербанить все мое стадо. Я от одной овцы его отгоняю – он на другую залазит, от второй – он к третьей, и я уже бегу за ним из последних сил, останавливаюсь отдышаться, а он опять к овце подбегает. Я уставший смотрю и думаю: «Да ты что творишь-то, баран?» – и уже просто на характере побежал за ним. Прыгнул, за копыта поймал его, свалил и прям намял, накрутил морду ему. Не бил, просто помял хорошо, злой был. И в один момент глаза поднимаю, а там двое детей стоят и так испуганно на все это смотрят. И я понимаю, что это баран, которого они выгуливали. Я говорю: «Ваш баран?» Они: «Ага». «Вяжите, – говорю, – и не отпускайте».

– Когда вы переехали в Москву?

– В 14 лет. Первое время на Щелковской жили. Поначалу я растолстел сильно, у меня депрессняк начался, я не понимал, как здесь можно общий язык находить с людьми. Я же был такой махачкалинский бродяга. Вышел во двор в футбол поиграть – сразу закусился с одним пацаном. Если в Махачкале мы после этого сразу побрататься могли, то тут такого не было. И я особо во двор не выходил – мне по кайфу стало просто дома с дядей сидеть и смотреть спортивные каналы. А другой дядя привозил к нам домой булочки. И представьте, у меня набор: сливки, булочки и телевизор. В 14 лет я стал весить 74 кг. Стал толстым, а в зеркало смотрел и сам себе просто мощным казался. И вот в какой-то момент брат на меня посмотрел и сказал: «У-у-у, как все запущено», – и у меня будто завеса с глаз спала. Начали ходить на турник, брусья. Честно скажу, отжаться на брусьях не мог, подтянуться мог раза четыре с натягом. И так меня это задело, что я к концу лета стал каждый день ходить на турники, уже хоть какой-то рельеф хапнул, потом пошел борьбой заниматься в «Трудовых резервах».

– Вы попали в Москву в начале 2000-х – это самый расцвет скинхед-движения. Вы ведь стопроцентно с ними пересекались.

– Да, дрался. Мне лет 17 было, я уже был кандидатом в мастера спорта по вольной борьбе. Мы с парнями сидели в «Охотном ряду» и как раз обсуждали темы по типу: «Заднюю не даем, стоим до конца». Вдруг появился парень нерусский, крикнул: «Скины!» – и исчез. Мы подорвались – и не знаю как, но я почему-то впереди всех оказался. И тут вижу – пятеро скинхедов на меня бегут галопом. Щупленькие, правда, все были и молодые. Я еще ухмыльнулся так – что это они впятером на толпу прут? Оглядываюсь, а сзади – ноль, никого нет больше. Я попятился назад, они кто как на меня прыгнули, начали втаскивать, куртку на голову натянули и я уже не знал, откуда прилетает. Потом снял эту куртку и у меня озарение пришло: я же вольник, блин! Одному в ноги прошел, поднял его и просто с ним побежал вперед. Воткнул его в землю, потушил. И дальше я просто поднимал и втыкал без всяких там ударов руками, которые я сначала пытался бить. Но меня вот что удивляло: они своих не оставляли. Они пытались бежать уже, но каждый раз я одного прихватывал, чтобы основательно так отыграться за пропущенные удары. Только я начинал добивать, как мне – «бам!», тоже прилетает. И я уже в итоге думаю – так и быть, соскакивайте.

Это, в принципе, единственное пересечение со скинами, которое мне запомнилось. Было такое, что парни их ловили, было, что кого-то били толпой, но я в таком никогда не мог участвовать. Даже бывало, что если ловили одного, то предлагали ему драться один на один с кем-то подготовленным. Но, если честно, это тоже не моя тема: я не могу бить человека, если он не готов драться. Могу поговорить – и то пытаюсь пути отхода человеку оставить, чтобы у него был выбор.

Мне даже один товарищ искренне говорил: «Ты такой большой, такой сильный, вроде не очкошник, что с тобой не так?» А у меня большинство конфликтов получалось разрешить, не вступая в драку.

– У вас была история, когда ваша вольная борьба встречалась с ножом?

– Один раз меня изрезали – я не знал, что у человека нож. Знаешь, бывают такие, которые можно в кулак вложить так, что между пальцев острие торчит. Мы вроде деремся, я накидываю – и тут смотрю, а у меня откуда-то кровь идет. Мы встаем, у меня руки изрезаны – и он уже мне показывает, что у него нож, чтобы я не подходил.

– В Москве?

– Да. Поехал за «брата, друга, кента».

– Что вы смогли выиграть в вольной борьбе?

– Я мастер спорта, выигрывал всероссийский мастерский турнир и был призером чемпионата Дагестана – это, поверь мне, друг, очень непросто.

– Почему вы ушли из борьбы в ММА?

– Ушел в армию, там выступал по АРБ и, кроме смешанного стиля, меня ничего не интересовало. Попал в железнодорожные войска. Сначала служил в Шатуре, потом в Дягилево в рембате, потом в Рыбное перевели – это Рязанская область, там мне дали возможность полноценно готовится.

– Не было такого, чтобы вы держали часть?

– Было такое, что где я, там всем по кайфу. Я не делил пацанов на русских, дагестанцев и так далее. Если я лежу на кровати, то и все лежат на кровати. Мне кто-то говорил: «А что у тебя тут молодежь на кровати лежит?» Я говорю: «Слушай, братан, ты иди к себе в роту и там порядки устанавливай, а у меня здесь все нормально». Все лежат, улыбаются. Там такие пацаны были! Кабан, Лиса, Фила и много других – уверен, они меня тоже по-доброму вспоминают.

– Первый бой в ММА у вас был с Максимом Булахтиным – очень жестким бойцом, который участвовал в околофутбольных драках.

– Да, я видел, что он человека роняет, его судьи оттаскивают, а он продолжает добивать. Он еще какой-то флаг разворачивал – как мне объясняли, чуть ли не нацистский или скинхедский. Я, когда смотрел его бои, злился и думал: вот я бы ему так втащил, просто пощечинами бы загонял. И месяца через три мне дают с ним бой. И тут уже я как-то хапнул мандраж, по-другому стал смотреть на ситуацию. Позвал близких, посмотрели его бои. Мне все как один: «Да ты что, Мага? Ты его схаваешь, он тебе вообще не соперник». Вышел из комнаты, а они там говорят вполголоса: «По ходу, Мухаммад попал».

– Вы же этот бой выиграли удушающим.

– Я еще до боя думал: раз он скинхед, то, если удушение возьму, буду как он делать – не отпущу, даже когда судья остановит. Плюс во время боя он плохие слова говорил – вообще ничего процитировать нельзя, ни одного слова. Но в бою я его отпустил сразу, как только судья вмешался.

– Почему?

– Потому что это был бы уже не я, если бы не отпустил. Это был бы не Магомед Исмаилов. И после боя мы пожали руки.

– Сколько вам заплатили за тот бой?

– 400 долларов. Удивительные гонорары, конечно. Как можно такие деньги заплатить? Что можно сделать на 12 тысяч рублей? Это я сейчас уже понимаю, а тогда я и этим деньгам рад был.

– Бойцы-мусульмане, с которыми мы говорим, все как один признают: религия запрещает бои, но каждый как-то себе объясняет, почему он продолжает выступать. Как объясняете вы?

– Религия запрещает бить по лицу, показывать оголенные части тела ниже пупка и выше колена. Если есть в каком-то спорте то, что я сейчас перечислил, значит этот спорт в разделе недозволенных. Все оправдания, что я сейчас скажу и что говорят другие, не принесут ни им, ни мне никакой пользы. Я занимаюсь этим делом с мыслями, что я завяжу, – и я уже близок к этому. Единственное, что я могу сказать: все мы грешны. Но и это не значит, что мы должны продолжать грешить. Нет у меня оправдания, в общем. Никак я себя не оправдываю.

– В 2013 году вы проиграли Анатолию Токову и разгромили раздевалку. Сколько вы тогда заплатили за это?

– 18 тысяч рублей – примерно треть от гонорара, который мне заплатили в М-1. Ударил по перегородке, а она тонкая оказалась – и получилось, что я ее пробил. И дверь еще головой стукнул. Дверь помялась.

– Вы ведь были очень злы на Токова за то, как он радовался после боя.

– Были такие эмоции, что честно скажу: когда он прыгал и бежал ко мне, я видел картинку в голове, как я его ударю. Но каждый раз, когда он подходил ко мне, я не отталкивал его, принимал его объятия, похлопывал его по спине. Я просто хотел уйти с ринга. Мне не хотелось, чтобы публика увидела меня неадекватным, чтобы они видели, как я на эмоциях делаю неправильные вещи. Я не хотел, чтобы пошли слезы, которые мне тяжело было сдерживать. И я просто стоял и держал в себе эти эмоции. А потом крушил раздевалку, но публика этого уже не видела. Только я знаю, что значило для меня на тот момент это поражение. Мне было тяжело принять это, но я понимал, что должен.

– Правда, что вам каким-то образом помог бывший тренер «Локомотива» Леонид Кучук?

– Да. Нужно было 150-200 тысяч рублей для операции на колене, а денег у меня таких не было. Владимир Дончак (вице-президент областной федерации ММА) рассказал про меня. Кучук сказал, что поможет. И помог. За что я ему всегда буду благодарен.

– Что случилось с ногой?

– У меня было четыре операции. Первая была, когда мне возле спортзала устроили маски-шоу: вытащили из машины, начали бить, ботинком ударили в сустав и порвали связку колена. А потом привезли в отдел, посмотрели документы и сказали: «Извините, мы ошиблись». Вообще считаю, что в мирное время люди в масках – это ненормально. Получается, им можно все и безнаказанно. Я бы хоть знал, на кого заявление написать. Но они в масках, понимаете? Не на кого писать! Он сделал, что ему по кайфу, – и его как бы нет.

– Как ваш инстаграм стал таким веселым?

– Я люблю пошутить, но это не значит, что я все время так делаю. Ко мне люди иногда подходят и смотрят с надеждой: «Ну вот сейчас, ага, сейчас он пошутит!» – и ждут, когда я уже пошучу и буду громко смеяться. Это забавно. Вообще я стараюсь почаще улыбаться. Если мне грустно, я стараюсь этого не показывать на публике.

– Кто-то обижался на ваши шутки?

– Были те, которые хотели, но я быстро разруливал. Я могу сморосить, но так же быстро могу разрулить.

– Вам обещают очень громкий бой: против Владимира Минеева, одной из главных звезд Fight Nights. Как думаете, вы получили бы этот бой, если бы не ваш инстаграм?

– Нет. Это все благодаря инстаграму, благодаря публике, которая за мной следит. Я дрался столько времени: выиграл чемпионат мира по боевому самбо, чемпионаты России и Европы по любительскому ММА, провел десять боев по профи в ММА – и никто обо мне не слышал до тех пор, пока я не завел инстаграм. И вот что хочу сказать: мои подписчики самые бомбовые.