20 августа наши руководители предприняли попытку добраться до Белого дома. Вокруг последнего — море людей и сплошные баррикады. Пройти нет возможности. Встретили Председателя Волгоградского облсовета В. Махарадзе (нашего бывшего земляка, махачкалинца), тот сказал, что пробиться к Ельцину или Хасбулатову невозможно. Подбросил до гостиницы на машине. 
21 августа руководство уже было в Махачкале, созвало заседание Президиума Верховного Совета, высказалось на нем, что оснований для чрезвычайного положения в Дагестане нет, о чем жители республики и могли прочитать 22 числа. 

22 августа приветствовали митинг демократических партий по поводу провала путча, дали указание райсоветам провести у себя такие же митинги. 

Первый секретарь Дагрескома КП РСФСР М. Алиев, как явствовало из его рассказа, тоже узнал о случившемся из сообщений средств массовой информации. Собрал бюро, там же присутствовали заместители М. Магомедова и А. Мирзабекова, руководители правоохранительных органов. Договорились ничего в поддержку ГКЧП не предпринимать. И не предпринимали, хотя, как сообщил М. Алиев, было специальное указание ЦК Компартии сделать это. Но решили проигнорировать и указание.

Руководитель профсоюзов республики С. Гаджиев, отвечая тем, кто ссылался на отсутствие информации, подчеркнул, что кто хотел получить информацию, тот ее получил. Он сам созвонился с Москвой, и все указы Ельцина ему передали за пять минут. Уже 19 августа у С. Гаджиева собрались представители демократических движений Дагестана, 20-го они приняли обращение к народам республики, в котором резко осудили путч. 

Народный депутат РСФСР М. Заргишиев передавал указы Ельцина по телефону в газету «Зеркало». Из его рассказа явствовало, что газету эту подпольно печатал директор издательства И. Алиев (тоже член верховного Совета ДССР). 

Министр социального обеспечения П. Багандова сказала, что если бы у нас были танки, она бы первая вышла на площадь, хотя и женщина. Но так как танков не было, она и не вышла. 
Единственный, кто не сказал о себе ничего особенно хорошего, это председатель Ленинского райсовета У. Насрутдинов. Во время путча он направил поздравительную телеграмму Янаеву. В результате подал в отставку. Впрочем, и он подчеркнул, что сессия райсовета, за исключением его старых недоброжелателей, отставку принимать не хотела. 

В общем, на чрезвычайной сессии вырисовывалась картина всеобщего неприятия ГКЧП нашими депутатами и руководителями и массового сопротивления оному. У какого-нибудь простого жителя Дагестана может возникнуть вопрос: как же так, все что-то делали, а я ничего не заметил? Но этот вопрос пусть останется на его совести. 

Представляется интересным, что единственный человек, кто уже 20 августа выступил по телевидению и охарактеризовал ГКЧП как орган, созданный с нарушением закона, председатель комиссии по законности и правопорядку Верховного Совета ДССР Гадис Гаджиев, на сессии вообще не поднимался на трибуну. Более того, его еще и критике подвергли. Руководитель профсоюзов С. Гаджиев заметил, что было бы здорово, если бы Г. Гаджиев не просто сказал то, что он сказал, а активно выступил против путчистов.

Не знаю, как другим, а мне молчание Г. Гаджиева представляется самым ярким событием чрезвычайной сессии. Говорить надо вовремя — что он и продемонстрировал 20 августа.

Предъявите ваш мандат!

Что касается Р. Микаилова и М. Толбоева, особенно последнего из них, редко кто за один день удостоился стольких нелестных высказываний в свой адрес. М. Магомедов сказал, что «так называемые представители народа гражданин Москвы Толбоев и Микаилов говорили народу чистую неправду о недостойном поведении руководства в Москве. Это явная дезинформация». Он заметил, что разговаривал с Б. Ельциным и Р. Хасбулатовым — никто из них никаких полномочий по расследованию на месте никому не давал. Подчеркнул, что за день до сессии ему позвонил из Москвы Председатель Палаты национальностей Верховного Совета РСФСР Р. Абдулатипов и сказал, что Толбоев просит у него бумагу с полномочиями. 

В числе прочего Магомедов выразил недоумение позицией руководства телевидения и радио, журналистов, не спросивших у Микаилова и Толбоева: «Где ваши мандаты?». 

Заместитель Председателя Верховного Совета ДССР Х. Шихсаидов, характеризуя действия демократов в целом, заметил, что «некоторые умники и смельчаки машут кулаками после драки, но 19—20 августа они в Верховный Совет не врывались». Толбоева же он охарактеризовал как человека, в ходе выборной кампании жертвовавшего мечети, а теперь забывшего туда дорогу. 

Подавляющее большинство сходилось на том, что Р. Микаилов и М. Толбоев, не имея на то полномочий, пытаются вершить суд и расправу, действуют дезорганизующе, призывают народ к неконструктивным решениям. 

Своеобразный рекорд образности речи установила П. Багандова. Обращаясь к демократам, она прямо спросила: «Где туалет, поставленный вами, куда бы люди могли пойти по нужде?». Несколько раз подчеркнула, что вся эта кампания — борьба за власть, что их интересуют только должности и кресла, кресла и должности. Предлагала любому свое кресло, но официального заявления об отставке не сделала. Сказала, что, когда увидела по ТВ выступление Микаилова и Толбоева, хотела тут же ехать в студию, но дети не дали, вытащив ключ из двери. И, в конце концов, обозвала своих оппонентов «не мужчинами» (интересно, что за несколько дней до этого, в ходе пресс-конференции в Доме печати почти то же самое сказала редактор «Дагестанской правды» Г. Бейбутова — может, в чуть более мягкой форме). 
К сожалению, автор этих строк не видел передачи «Пятый угол» и не может позволить себе с чужих слов судить о том, насколько критика на сессии была адекватной заявлениям Микаилова и Толбоева по телевидению. В ходе своего выступления на сессии Р. Микаилов, как мне показалось, старался быть максимально сдержанным. Очевидцы утверждают, что намного сдержаннее, чем на ТВ. 

Он сказал, что путч стал рентгеновским аппаратом, просветившим нас насквозь. Всем надо представлять, кто кем является на самом деле. Заметил, что сейчас нужны не репрессии, а обновление. Подчеркнул, что его полномочия даны ему народом 18 марта в ходе выборов, никаких иных полномочий у него нет, да они ему и не требуются. Очень неожиданно прозвучало заявление Р. Микаилова, которое всеми было воспринято как проводящее резкую черту между ним и М. Толбоевым: «Не надо ставить меня в один ряд с человеком, который вообще не имеет полномочий». 
Р. Микаилов заметил, что любая позиция должна быть изложена ясно и вовремя. В этом смысле заявление Президиума Верхсовета ДССР запоздало, и в нем нет ни слова о поддержке законного руководства РСФСР. Подчеркнул, что он расследований не проводил, но в его руки попали факты, которые он просил расследовать прокурора республики. 

Выступление Р. Микаилова хоть и не избавило его от критики, но все же позволило М. Магомедову по ходу дальнейшего ведения сессии заложить камень в фундамент будущего возможного примирения: он выразил надежду, что Р. Микаилов «исправится» и возникший раскол тогда будет ликвидирован. По поводу М. Толбоева никаких надежд не выражалось.

Кому это надо?

Если внимательно рассмотреть ход сессии, сведшейся, повторимся, в основном к рассказам депутатов о самих себе да критике «так называемых представителей народа», прочитать принятое решение, которое и решением будет трудно назвать, ибо это скорее призыв развернуть агитацию и пропаганду, лучше работать и т.д. и т.п., то невольно задаешься вопросом: а зачем она, собственно говоря, собиралась, сессия эта, да к тому же чрезвычайная?

Позволим себе догадку на этот счет из области психологии. В стране происходит что-то очень крупное: худо-бедно не каждый день перевороты случаются, тем более фактически два сразу. Сначала ГКЧП хотел всех победить, начиная с Горбачёва, затем всех победил Ельцин, в том числе, если отступить от формальной стороны дела, вместе с Горбачёвым. Проходят съезды и сессии на уровне Союза и России, решения всякие принимаются, очевидно, судьбоносные решения. Неудобно как-то в такой обстановке просто сидеть и ничего не решать, не заявлять. Вот и созвали сессию. А уже в ходе нее выяснилось, что решать нечего. 

В этой связи прозвучавшее в завершение любопытного, но малопредметного разговора заявление Абдуразака Мирзабекова с просьбой об отставке выглядело при всей его неожиданности очень закономерно. Он мотивировал свое решение тем, что «некоторые общественные силы» не дают заниматься работой. Когда критика сосредотачивается на одном человеке, нужно убрать его, уведя вместе с ним и критику, сказал Предсовмина. Оставшиеся смогут дело делать. 

Выражение «некоторые общественные силы» можно понимать по-разному. При желании — это общественно-политические движения, возникшие в последнее время. При противоположном желании — силы в органах власти, не заинтересованные в реформах. Заявление А. Мирзабекова можно толковать и как невозможность проводить преобразования, когда парламент тратит целую сессию на самооправдания и борьбу с двумя, пусть и достаточно заметными на политической арене республики людьми — вместо того чтобы хоть чуть-чуть задуматься над рушащейся экономикой. Ведь за все время своего существования наши законодатели ухитрились лишь единожды заняться экономическими проблемами, ухудшив донельзя российские законы о земле. Неужто права П. Багандова и по-настоящему всех волнуют лишь должности и кресла? 

Конечно, услышав заявление А. Мирзабекова, депутаты довольно быстро сообразили, что жертвовать одним из наиболее грамотных и компетентных, по оценке большинства специалистов, людей в руководстве республики нельзя. Конечно, они отставку не приняли. Но догадались ли они, что это заявление — очень тревожный сигнал, что работать пора, республику на рельсы рыночного хозяйствования переводить? Вопрос остается открытым. 

№3 от 6 сентября 1991 года — А. Торба