Предлагаем читателям серию материалов, посвященных столетию образования ДАССР

Или Мы начинаем серию публикаций, посвященных столетию образования ДАССР

 

Данный материал подготовил ученый, политолог-публицист Деньга Халидов, дедушка которого принимал непосредственное участие в тех событиях

 

ВЗГЛЯД В ПРОШЛОЕ И УРОКИ НА БУДУЩЕЕ

К 100-летию автономии и республиканской формы правления в Дагестане

Предисловие. 14 января 2021 года руководство Народного Собрания РД организовало конференцию, посвященную 100-летнему юбилею со дня провозглашения ДАССР (на Чрезвычайном съезде народов Дагестана (далее — СНД) 13 ноября 1920 г. в Темир-Хан-Шуре). Юридическое оформление Дагестанской Автономной Социалистической Советской Республики состоялось 20 января 1921 года решением Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. Первый Вседагестанский учредительный съезд Советов, проходивший под председательством Джелала Коркмасова с 1 по 7 декабря 1921 года, принял Конституцию Дагестанской ССР.

Ниже приведен развернутый вариант моих тезисов доклада. От имени общественного оргкомитета по подготовке юбилейного СНД я постарался донести пару важных идей, сформулированных в результате многочисленных дискуссий на разных площадках: 1) нам всем (депутатам Народного Собрания и общественным лидерам, ученым и экспертам) очень важно грамотно защищать свою автономию, которую никто не отменял; 2) когда мы не защищаем свои права, закрепленные в нашей Конституции (в Основном законе РД), то о нас могут и нередко «вытирают ноги» силы из Центра, у которых свои интересы в Дагестане, далекие от интересов наших народов. А у таких сил свои «агенты влияния» и сатрапы здесь, молча подписывающиеся под сомнительными решениями. И тогда сплошь и рядом — нарушения прав человека (общин — джамаатов, или народов даже) и предпринимателей, засилье админресурса и т. п. Все потому, что гражданское общество слабо, а парламент молчит. Между тем именно принципы автономии и федерализма (даже в куцей форме — в 20-е г., в 50-е — 90-е г. XX в.) позволили и позволят в будущем сохранить и развивать Дагестан. И не только в плане культуры и образования, но и в социально-экономическом плане, — так, как это сумели сделать в Татарстане, к примеру.

И еще один момент. На фоне того, как Центр сводит национальную политику к «чистой» этнографии, «песням и пляскам» и сбросил национальный компонент в системе просвещения с федерального бюджета на бюджеты автономий, нам всем в еще большей степени надо проявить волю и единство, чтобы переломить эту унитаристскую тенденцию. Если мы не хотим раствориться в потоке истории.

Мы, общественный оргкомитет, конечно, надеялись, что удастся (совместно с властями) провести юбилейный СНД. Его главная задача — осмысление пройденного пути и извлечение уроков из 100-летней истории республики, обсуждение проблем стратегического развития Дагестана и восстановление обратной связи между властью и обществом. Но новое руководство РД ответило на наше предложение в том духе, что Съезд в настоящее время нецелесообразно проводить, а вот наши проекты и рекомендации предложили обсуждать с правительством и министерствами совместно. У нас их более 10. Мы согласились с этим, полагая, что в будущем к теме юбилейного СНД еще можно вернуться.

А что касается конференции в «Белом доме» (14.01.2021), то даже аппаратные работники говорили: было очень полезно слушать выступления ученых, много нового для себя узнали. Вообще, потребность в знании настоящей истории огромна. И выводы из этого мероприятия зафиксированы в резолюции. Правда, мы бы сделали все несколько иначе.

Отвечая же скептикам (с вопросами «зачем это?», «опять деньги пилят» и т.п.). Никаких таких «распила» и откатов там нет. Аппарат власти и мэрия гор. Буйнакска делают то, что они должны делать в рамках юбилейных мероприятий. Счетная палата проверит расходы (они не такие большие). А так, историческая память и историческое самосознание — это важная составляющая в мировоззрении любой уважающей себя личности и народа. Мы же не рождены только для того, чтобы «жрать и спать, веселиться и беситься от своей крутости (тачки, дачи, власть и деньги)».

 

 

 

Дагестан между Сциллой и Харибдой: трагедия Гражданской войны 1919—1921

Общая для народов Дагестана государственность насчитывает конечно не 100, а более 2300 лет — со времени провозглашения конфедеративного по типу союза «Кавказская Албания». Он был образован после походов Александра Македонского и развала империи Ахеменидов в конце IV века до н.э. Вот что об этом писал в I веке до н.э. древнегреческий ученый-географ Страбон: «Ныне над всеми (албанами — прим. авт.) царствует один (царь), а прежде каждый народ с особым языком имел своего царя; языков же у них 26 вследствие отсутствия частых сношений одних с другими». На эту тему у меня две научные публикации. Одна — в сборнике материалов республиканской конференции (в 2014 г.). Вторая — в соавторстве, под названием «Кавказская Албания как первый опыт политической самоорганизации и единства дагестанских народов» (сб. матер. V Международного конгресса кавказоведов в Тбилиси 4–6 ноября 2019 г.). В силу исключительно внешних факторов (Персия, в основном), к VI—VII в. н.э. Кавказская Албания распалась на отдельные государственные образования. Так что единство народов Дагестана берет начало с древнейших времен.

Предпоследний этап в восстановлении государственности на части территории Нагорного Дагестана — это уже период имамата Шамиля (конец 1830-х–1859 гг.).

И наконец, историческая дата — 13.11.1920, Чрезвычайный Съезд народов Дагестана в Темир-Хан-Шуре.

После Октябрьской революции на Северном Кавказе и в Дагестане, в частности, схлестнулись три политических течения.

1) Шовинистическое — под лозунгом «единой и неделимой России», в лице Добровольческой армии Деникина.

2) Установка на независимость Северо-Кавказской (Горской) республики со столицей в Темир-Хан-Шуре (ныне Буйнакск). Независимость от большевистской России была провозглашена 19 мая 1918 г., когда в силу анархии и первых всплесков гражданской войны в России Горское правительство и Горский парламент, заседавшие в Темир-Хан-Шуре, решили отгородиться от России. Эти страницы истории Дагестана мало кто знает в республике и даже в стенах «Белого дома». Об этом хорошо написал один из «отцов» автономной ДССР Алибек Тахо-Годи, «Революция и контрреволюция в Дагестане».

 3) Национал-автономистская установка и идея социального освобождения. Это уже большевики в лице Совнаркома РСФСР и наркома по делам национальностей Иосифа Сталина. Если бы впоследствии Москва не отказалась от своих принципов (автономии, уважения к горским обычаям и исламу), то это было оптимальным для Дагестана выходом из кровавой гражданской войны. Дело в том, что сам Сталин провозгласил, что «советская автономия Дагестана и шариат вполне совместимы» (цит. по смыслу). А прошло лишь несколько лет, и оказалось, что линия Всероссийской коммунистической партии большевиков ВКП (б), с подачи влиятельного Льва Троцкого и компании, другая, последовательно антирелигиозная: был создан «Союз воинствующих безбожников», выпускалась газета «Безбожник», началась конфискация церковного и вакуфного имущества и т.д.

Результат этого политического конфликта — раскол в религиозной (мусульманской) и политической элитах Дагестана и Гражданская война 1919–1921 гг., унесшая около десятка тысяч жизней дагестанцев, а может, и больше. Реальной статистики нет.

Мог ли Дагестан избежать гражданской войны и сохранить свой высокий статус, если бы три мусульманских лидера Дагестана и даже Северного Кавказа — Нажмутдин Гоцинский, имам (муфтий) Горской (Северо-Кавказской) Республики (1917–1919 гг.), Узун-Хаджи Салтинский (имам Северо-Кавказского эмирата в 1919–1920 гг.) и Али-Гаджи Акушинский (председатель Совета обороны Северного Кавказа, т.е. Горской Республики в 1919–1920 гг.) — нашли общий язык и выступили единым фронтом? Наверное, история пошла бы по другому руслу. А они могли найти общий язык, ибо не было между ними мировоззренческих (богословских) разногласий, просто один (Н. Гоцинский) ставку делал на элиту («состоявшихся» узденей-мусульман, богатых и дворян), а двое других — на мусульманские массы, где много бедняков и середняков. Различия — в социальных базах.

Попутно заметим, что симбиоз большевистской власти и шариата просуществовал недолго. В 1928 г. отдел шариатских судов министерства юстиции автономной ДССР был закрыт, с линией ВКП (б) на биюридизм (параллельное функционирование советского и шариатского права, которые регулировали разные, непересекающиеся, сферы жизни горцев) было покончено. Это — следствие нового этапа в развитии федерализма в бывшем Союзе ССР (РСФСР). Оно выразилось в централизации и свертывании начал автономии.

Пульсирующая автономия и большая политика

Первая попытка сворачивания автономий на Северном Кавказе (в Дагестане, в том числе) датируется 1922–1924 гг., когда Центр решил слить северокавказские автономии в Юго-Восточную область с центром в Ростове-на-Дону. Тогда дагестанская политическая элита единым «фронтом» выступила против. В 1923–1924 гг. руководство республики неоднократно обращалось в Центр, защищая свой автономный статус и обосновывая нецелесообразность включения ДССР в состав более обширного административного образования, Юго-Восточной области. Последнее из этих обращений, от имени расширенного пленума обкома ВКП (б) ДССР в 1924 г., получило название «Платформа 43-х» (по числу подписантов, начиная от руководства республики в лице Джелалэдина Коркмасова, Гамида Далгата, Нажмутдина Самурского и др., завершая секретарем ВКП (б) Андийского округа Бадрутином Халидовым (дедушка автора данного материала).

Читая «Платформу 43-х», удивляешься смелости на грани дерзости разговора политической элиты Дагестана с Центром. «…Дагестан — страна не русская, органически чуждая России по быту, по истории, по языку, религии и культуре. Дагестан завоеван Россией всего 60 лет тому назад…» и т.д. и т.п., ссылки на право и целесообразность сохранения автономии и статус-кво. Контент-анализ «Платформы 43-х» показывает единство и уверенность политической элиты Дагестана в своей правоте. Тогда коллективная воля руководства ДССР возымела свое действие: республика сохранила свою автономию.

Но эффекта от смелой «Платформы 43-х» хватило всего на 7 лет. С течением времени единство постепенно уступило место разногласиям и нередко интригам и подсиживаниям. Уверенность в своей правоте сменилась стремлением не разочаровывать «вертикаль» центральной (политической) власти, а то и угодить ей (это уже ближе к 1936 г.), не совсем адекватно интерпретируя решения пленума ЦК ВКП (б) или Политбюро ВКП (б). Кроме того, все более деструктивную роль стали играть органы Объединенного государственного политического управления (ОГПУ) — наследники Всероссийского ЧК во главе с Генрихом Ягодой (его презирали и боялись все, в особенности «старые» большевики).

Как следствие, 5 сентября 1931 г. дагестанское руководство решило (или его «убедили», что в никаких документах не фиксируется, разумеется) для «преодоления отставания от других субъектов Северного Кавказа и решения важных проблем социалистического строительства Дагестана, поставить перед ЦК ВКП (б) вопрос о вхождении ДАССР в состав промышленно развитого Северо-Кавказского края» с центром в Пятигорске (решение Чрезвычайного IX Вседагестанского съезда Советов).

Именно с конца 1920-х — начала 1930-х гг. начинается процесс выстраивания жесткой вертикали, централизации и свертывания автономий по всей стране. Эта политика получила логическое завершение в Конституции ДАССР 1937 г. (на основе сталинской Конституции СССР от 1936 г., которую, строго говоря, можно считать серьезным шагом к народовластию и ограничению власти партократии, но это уже другая тема). Из Конституции было неясно, считать ли ДАССР суверенным государством и субъектом федеративных отношений (в составе РСФСР) или нет. Что касается осуществления республикой государственной власти на автономных началах, то это положение было вовсе непонятным, поскольку не было ясности в вопросе: осуществляется ли республикой государственная власть самостоятельно или нет.

Последствия этой политики были самые пагубные. Однопартийную и бесконтрольную (ибо Советы не выполняли свою законную роль) систему «вертикали» власти стало лихорадить. Решения, принятые пленумом ЦК и Политбюро ВКП (б), зачастую трансформировались до неузнаваемости, хорошие идеи в исполнении малообразованных карьеристов и бюрократов превращались в свою противоположность. Дело усугублялось установкой Центра на борьбу с религией и на раскулачивание. В Дагестане все это вылилось в массовые репрессии в отношении мусульманской элиты и более или менее зажиточных горцев (по сути, середняков, которых записывали в кулаки по доносам и наветам). С конца 20-х г. и до середины 30-х гг. прошлого века в результате этой (антимусульманской, антикулацкой, коллективизаторской) политики в Дагестане пострадали около 7,5 тыс. чел.

Приведу характерный пример перерождения и негативной трансформации в руководстве ДАССР. Политбюро ВКП (б) своим решением от 10 июля 1937 г. «Об антисоветских элементах» на основании данных НКВД спускает «лимит» репрессий по первой категории (т.е. расстрел) — 600 человек и по второй (т.е. лишение свободы и высылка в лагеря ГУЛАГ) — 2478.

Как ответило дагестанское руководство на этот «лимит», спущенный «сверху»? В ЦК ВКП (б) обратился первый секретарь обкома партии Н. Самурский с просьбой увеличить лимит с 600 человек по первой категории до 1200 человек и с 2478 человек второй категории до 3300 человек (??!). При том, что не было никакой необходимости увеличивать пресловутый «лимит».  

В итоге «машина» репрессий не пощадила и подписантов «Платформы 43-х». Они все были репрессированы, им вменили много мифических «грехов» и, прежде всего, «буржуазный национализм» (??!).

Репрессии НКВД и статус ДССР: можно ли было избежать трагедии?

В мою задачу не входит анализ репрессий и истории конституционного строительства в Дагестане. Моя задача — социологический анализ исторических фактов и тенденций, которые в конечном счете вылились в трагедию репрессий, свертывание автономии и в социокультурном надломе дагестанского общества с 30-х гг.

В этом контексте дискуссии о правах и пределах ответственности Дагестанской автономии, о форме организации власти — это не схоластические споры юристов-«буквоедов» и политологов. Речь идет о судьбе народов и самой республики, о возможности проведения адекватной региональной специфике и местным условиям политике; о субсидиарной ответственности Центра и республиканских властей; о справедливом правосудии и законности, наконец. Разумеется, без ущерба для целостности РСФСР (РФ) и интересов бывшего Союза ССР. Ибо сворачивание автономии и централизаторская установка, какими бы мотивами она ни оправдывалась (коллективизация и индустриализация, борьба с реальными и вымышленными агентами влияния из «5-й колонны» и контрреволюционными заговорщиками), сыграли свою значимую (негативную) роль во всех отношениях. Это был, по сути, малый геноцид светской и духовной элит республики (в 1936—1938 гг.). Народы республики остались без своих «пастырей», по сути, были почти обезглавлены.

И тут свою значимую («выдающуюся») роль сыграла логика функционирования ОГПУ (НКВД) в условиях бесконтрольности, когда этот важный институт действовал, как государство в государстве. Свою роль сыграло и определенное перерождение партийной номенклатуры: бюрократизация, «корпоративный» эгоизм и отрыв от народных чаяний.

Дагестан: репрессии «сталинские» или…?

С легкой руки либералов и Никиты Хрущева эти репрессии почему-то называют «сталинскими». Между тем до ноября 1938, пока Сталин и Политбюро ВКП (б) не назначили Лаврентия Берию наркомом НКВД и не поручили ему разобраться в его тайной «кухне», НКВД достаточно вольно интерпретировал ряд важных установок ЦК и Политбюро ВКП (б); нередко вел свою, отличающуюся от главной линии ЦК ВКП (б), политику. По сути, этот важный госинститут проводил зачастую троцкистко-«правую» линию, «зачищая» светские и духовные элиты почти всех народов бывшего Союза ССР. Якобы руководствуясь установками Политбюро ВКП (б), а по факту настраивая против Сталина и ВКП (б) народы огромной страны. Об этом хорошо написано в книге генерал-полковника, д.и.н., президента Академии геополитических проблем Леонида Ивашова «Опрокинутый мир: тайны прошлого — загадки грядущего. Что скрывают архивы Спецотдела НКВД, Аненербе и Верховного командования Вермахта».

О том, какую пагубную роль сыграли в Дагестане назначенцы из Центра в аппарате НКВД (во главе с В. Ломоносовым), и о трусливой позиции бюро обкома ВКП (б) ДАССР хорошо написано в исследовании ученого историка С. А. Сулейманова. Аресты без всяких на то оснований, издевательства и невыносимые пытки в застенках НКВД, нередко — скорые расправы решениями пресловутой «тройки», а также большое число самоубийств — все это представляет собой мрачные страницы в политической истории Страны гор.

Но споры продолжаются вокруг вопросов: кто виноват и можно ли было избежать массовых репрессий? Разногласия — по главным виновникам и ключевым причинам.

Именно с назначением Л. Берии в декабре 1938 г. связано прекращение репрессивной практики НКВД. А само руководство этой структуры — от Центра и до самых окраин, включая и ДАССР, и те из партийного руководства, кто некритично руководили органами НКВД (боясь их), включая и ДАССР, — были осуждены по всей строгости советских законов. Часть репрессированных дагестанцев была освобождена, и это было связано с новым руководством НКВД. Масштабный пересмотр всех репрессивных дел начался с принятием совместного постановления Совнаркома и ЦК ВКП (б) СССР 17 ноября 1938 года «О преступлениях, прокурорском надзоре и введении следствия». Таким образом, в Дагестане, как, впрочем, и в других автономиях и республиках СССР, с этой порочной практикой было покончено.

На что следует в этой связи обратить внимание, какие факторы способствовали циничной «охоте на ведьм» в Дагестане с последующими массовыми расстрелами и/или ссылками в лагеря ГУЛАГа? Почему стало возможным восхождение на Олимп Дагестана такой зловещей фигуры, как нарком НКВД по ДАССР В. Ломоносов? Вообще, вред, который нанесла его деятельность Дагестану, невосполним. Стоило бы серьезно изучить феномен Ломоносова и его подручных в Дагестане, чтобы впредь не допустить таких трагедий, о которых будут говорить и через сотню лет.

 

Почему в Дагестане было больше репрессий, чем в других автономиях?

Можно выдвинуть рабочую гипотезу: доля жертв политических репрессий к общей численности населения Дагестана значительно больше, чем в других национальных автономиях и в целом по Союзу ССР и РСФСР. У нас нет возможности для сравнительного анализа, беря за точку отсчета соседние автономии на Северном Кавказе. Но кое-что «интересно»-специфическое характерно именно для Дагестана.

Сначала об общих причинах и условиях, благоприятствовавших столь массовому характеру политических репрессий (абсолютно избыточных, немотивированных, вроде бы).

1. Негативная трансформация партократии в условиях однопартийной системы. С конца 1920-х годов в партию ВКП (б) в массовом порядке хлынули карьеристы и необразованные «охотники» за властью и должностями. Явления рутинизации и бюрократизации пустили глубокие корни в партийной номенклатуре. Параллельно развивался процесс некритического толкования установок Центра в малограмотных партийных низах управленческой «вертикали». Об этой проблеме (невежестве партийных руководителей, непонимании международной обстановки и роли троцкизма и троцкистов) прямо говорил на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП (б) 1937 Сталин. Большевистское «ядро» во главе со Сталиным именно потому и приняло новую Конституцию СССР 1936 г. (где были заложены нормы прямых, конкурентных выборов и демократические процедуры для партийных чиновников), что они видели разложение партийной номенклатуры, ее профессиональную непригодность. Ее надо было встряхнуть, обновить через новые механизмы ротации. «Встряхнуть» партийный аппарат и остановить процесс его разложения они решили через демократизацию Системы в целом и принятие новой Конституции СССР.

2. Подмена темы и «корпоративный» эгоизм партийной номенклатуры. На февральско-мартовском пленуме ЦК (1937) партократия «нутром» почувствовала угрозу для себя в новой Конституции и альтернативных выборах. Она правильно поняла один из ключевых посылов из доклада Сталина: или меняйся (расти, будь ответствен и бдителен к реальным, а не мифическим, врагам единственного социалистического государства в мире) и учись, или уступи место более образованному и профессионально подкованному конкуренту. Да еще, к тому же, как настойчиво требовал Сталин: подбирайте себе двух замов, готовьте смену, разумеется, из числа более подготовленных, чем они сами. Кто же это захочет сознательно себя подсиживать? И тут как нельзя лучше подвернулась другая тема из доклада Сталина на этом пленуме ЦК (1937): бдительность, умение разглядеть в партийных «товарищах» двурушников, скрытых троцкистов и агентов империалистических держав. Вот эта тема и была использована сполна совместно с «вертикалью» НКВД, чтобы уйти от ответственности в канун незнакомых и пугающих их альтернативных выборов. Чтобы проявить адекватную вызовам бдительность, надо «иметь голову» и знания. С этим были проблемы. А вот изобразить бдительность — нет проблем. Тут как раз пригодятся доносы и прочие безнравственные «штучки», чтобы разобраться с конкурентами, врагами или даже с элитными слоями целых народов (как это практиковал НКВД времен Ягоды и Ежова).

3. НКВД и кадровая составляющая. С начала 1919 г. в ВЧК (ОГПУ, НКВД) «рекрутировалась» специфическая группа людей по признакам, далеким от провозглашенных Политбюро ВКП (б). Здесь зачастую значение имели этническое происхождение, личная преданность и групповая солидарность. Подбор кадров в ряды ВЧК (ОГПУ—НКВД) производился вне зависимости от образования и моральных качеств, лишь бы кандидат проявил преданность якобы партийному делу. А по факту — начальству, которое после смерти Дзержинского олицетворяла пара Менжинский — Генрих Ягода. Партийный контроль был номинальным до середины 1930-х г., а советский (ВЦИК) и вовсе отсутствовал. Все это предоставляло массу возможностей для злоупотребления и коррупции.

4. Как следствие отсутствия эффективного контроля (со стороны партии и советских органов) институт ОГПУ (НКВД) трансформировался в Левиафана, пожиравшего «тело» государства и общества; в репрессивную «машину», которая действовала по собственной «корпоративно»-меркантильной и мстительной логике. Чем больше «врагов народа» («контрреволюционных элементов», «троцкистов» и «правых»), тем лучше. Их абсолютно (им) не жалко. Следователи НКВД широко применяли фальсификацию дел, что обнаружилось после того, как при Берии была создана спецкомиссия для расследования обоснованности решений «троек» о расстрелах и высылке в лагеря ГУЛАГ. Обнаружились ужасные факты, когда один человек (следователь) спокойно, без зазрения совести, отправлял «на виселицу» десятками и сотнями («пачками», как говорят нынче в народе). А «тройки» во главе с местными начальниками управлений НКВД, первыми секретарями ВКП (б) и бессловесными председателями республиканских или областных (краевых) судов (в Дагестане — это В. Ломоносов, Н. Самурский — М. Сорокин и председатель спецколлегии Верховного суде ДАССР И. Шиперов) лишь ставили «точку» в этих обвинительных заключениях.

5. Выстраивание жесткой вертикали власти в рамках однопартийной системы, оправдываемое задачами индустриализации и коллективизации. Как следствие — нарушение обратных связей, когда лояльные и преданные подчиненные докладывают начальству только то, что «не тревожит» их ухо и не смущает их своей неприятной новизной; «рекрутирование» в партийные и советские органы, а также в НКВД (ОГПУ) карьеристов и двурушников. В таких условиях (всеобщего безверия, аморализма и страха), чтобы выжить и преуспеть, не обязательно быть порядочным, честным, ответственным. Лучше выжидать своего часа или подсиживать конкурентов.

Теперь несколько слов о специфических для Дагестана моментах.

1. Широкое распространение антисоветских (антибольшевистских) настроений в силу выраженной религиозности и глубоких традиций ислама в дагестанском обществе. Особенно эти настроения усилились после начала коллективизации, борьбы с религией (конфискация вакуфных земель, закрытие мечетей и института шариатских судов, поощрение агрессивной политики республиканского отделения Всероссийского «Союза воинствующих безбожников» — была и такая организация). Все это раскололо дагестанские джамааты и местные руководящие органы (на уровне округов, районов и джамаатов). Как следствие — множество доносов и наветов, лжи и субъективизма.

2. Социально-психологические нюансы дагестанских сообществ: ревность и зависть (со стороны бедных и/или низших сословий). «Чуждое» социальное происхождении было, как правило, дополнительным аргументом для обвинения в «контрреволюционной деятельности» или в «буржуазном национализме» того или иного кандидата (из местных руководителей) на донос и репрессию. Я, к примеру, знаю, кто доносил на моих двух дедов, Халидова Бадрудина и Курамагомедова Денга) и брата деда (Халидова Зубаира), — все трое репрессированы.

3. Внутриэлитный конфликт в Дагестане по поводу, в том числе, и путях национально-культурного развития и государственного языка в республике. Кстати, из-за этого конфликта пострадал Саид Габиев, которого перевели «подальше от греха» в распоряжение Грузинского ЦК еще в конце 1920-х гг. Ряд дагестанских исследователей на основании скрупулезного изучения документов делают вывод о далеко не беспристрастной, скорее — о пробакинской политике высокопоставленного руководителя в ДАССР (конец 20-х — начало 30-х гг. XX в.), Керима Мамедбекова. Общая ситуация в стране и негативная трансформация в «вертикали» партийной и силовой власти в стране крайне негативно отразились и на нравственной, психологической атмосфере в обкоме ВКП (б), в советском и правоохранительном аппарате. Как следствие — интриги, доносы, стремление спасти себя за счет других и т.д. Причем начальство управления НКВД по ДАССР (в лице В. Ломоносова и его подручных) «поощряло» такое поведение и воспользовалось этим для еще большей раскрутки «маховика» репрессий.

4. Низкий образовательный уровень дагестанского общества, в котором подавляющее большинство (около 80 %) составляло сельское население. До настоящего просвещения широких масс было еще далеко, хотя борьба с неграмотностью была поставлена на широкую ногу. Это отражалось и на образовательном уровне «рекрутов» в партийно-советскую и хозяйственную номенклатуру республики, на его профессиональных и нравственных качествах.

В совокупности все эти факторы привели к более трагическим для Дагестана последствиям, чем, к примеру, в соседних автономиях. Можно ли было снизить число жертв политических репрессий в Дагестане? В какой степени субъективный (этнопсихологический, социокультурный) фактор сыграл свою пагубную роль здесь?

Безусловно, трудно ответить на этот вопрос однозначно. Общесоветские (системные) факторы имели большее значение, чем внутриреспубликанские. Это очевидно, но не очевидно, насколько. Из всего вышеизложенного ясно следующее.

1) Политическая (партийно-советская) элита Дагестана оказалась не на высоте положения на фоне вызовов, с которыми она столкнулась. Один из вызовов — методы работы местного аппарата ОГПУ (НКВД). Другой вызов — антирелигиозная и антикулацкая политика Центра. И в том, и в другом случае, прояви она (политическая элита республики) то единство и волю, которые она проявила при составлении «Платформы 43-х» (в 1924 г.), негативные последствия действий партийного и силового начальств СССР можно было в существенной степени нейтрализовать. Но помешали как раз факторы внутридагестанского происхождения.

2) Автономия превращается в фикцию, когда в государственном праве (и устройстве) не заложен принцип, который позволяет защищать автономию. Ни в Конституции РСФСР (СССР), ни тем более в Конституции ДАССР не были заложены такие принципы. Чем и воспользовались сполна, решая, в том числе, меркантильно-«корпоративные» и заказные задачи в ущерб интересам и страны, и дагестанской автономии.

Уроки истории и некоторые выводы

Главный урок всей этой трагической драмы для Дагестана в целом, и наших народов в частности, заключается в том, чтобы парламент, правительство и гражданское общество республики (не в западном его понимании, а в дагестанском, с учетом наших традиций) крепко стояли на страже прав человека на жизнь и достоинство; на страже справедливого правосудия и принципов автономии и федерализма.

Крайне важно поставить территориальные управления федеральных структур (особенно правоохранительные и силовые) под эффективный контроль. В кадровой политике роль республиканских органов власти, как известно, начиная с 2000-х годов, значительно снизилась. Это тоже важный элемент федерализма и автономии.

О том, как серьезно обстоит в этом плане дело и насколько важно соблюдать принципы автономии (и федерализма), хорошо написано в мемуарах первого президента Дагестана Муху Алиева «Неожиданный поворот. Проблемы модернизации региона» (2015 г.). Вот что он писал, в частности: «Амбивалентность российской политики проявляется и в вопросах федерализма. И тут, под демократическую риторику, фактически укрепляется унитаризм. Между тем Россия не может не быть реальной федерацией…..Федеративное устройство является одним из ключевых принципов успешного развития страны. А регионы (национальные автономии — прим. Х.Д.) не обладают необходимой для гармоничного развития самостоятельностью, автономностью в принятии решений……Явным шагом к унитаризму является и муниципальная реформа в России».

Если мы — республика и автономия, то силовые, правоохранительные и судебные структуры, действующие на территории республики, за свои действия должны нести ответственность не только перед федеральным руководством, но и перед народами республики, перед республиканской властью. Они должны согласовывать свои действия, как это было даже в советском прошлом (я не имею в виду 30-е годы — период своеволия НКВД и репрессий). Тут должен соблюдаться принцип «золотой середины», когда такая ответственность предполагает установку как на интеграцию и лояльность народов Дагестана, так и безопасность государства в целом.

Тогда мы обеспечим жизнь и свободу абсолютно невиновным сотням и сотням дагестанцев, которые могут оказаться жертвами бесконтрольного функционирования силовых и правоохранительных структур. Хватит нам этих жертв в давнем и недавнем прошлом. Тогда мы сможем ликвидировать антиконституционную практику занесения законопослушных и абсолютно невиновных десятков тысяч дагестанцев, почему-то занесенных в пресловутые «списки профилактического учета». Тут напрашивается вывод о необходимости введения в практику парламентских слушаний и отчета руководителей силовых и правоохранительных структур перед парламентом РД.

Государственность Дагестана в составе РФ: зачем она нужна?

Никто национальные автономии в РФ не отменял, но «тихой сапой» под разными предлогами они сворачиваются. И это факт. В Дагестане это главная наша общая задача на сегодняшний день, когда под предлогом «борьбы с сепаратизмом», пандемии, глобализации и прочих тенденций сворачиваются последние остатки автономии: культурной, политической, экономической.

Начиная с 2000-х Центр стал проводить сверхцентрализаторскую политику. По сути — это политика Жириновского, известная как «губернизация». Правда, эта политика проводилась в той мере, в какой политические элиты автономий оказывались способны защищать свои права. В данном случае примеры Татарстана и Чечни весьма поучительны.

Именно в этот период на историческую свалку была выброшена такая сравнительно удачная форма правления, как Госсовет РД — результат политического творчества (республиканской власти и гражданско-экспертного сообщества) в бурные 90-е. Тогда стояла задача сохранить в Дагестане мир и порядок, и эта задача была решена сравнительно успешно. Эту форму власти надо было совершенствовать, а не ликвидировать. Это тот самый случай, когда «госдумовский принтер» беспрерывно печатает нелегитимные законы, которые, по сути, подрывают конституционные основы федерализма, унифицируя все многообразие такой сложной многонациональной цивилизации, как Россия. Таким образом, облегчается жизнь вертикали власти, но усложняется жизнь народов огромной страны. Эта тенденция очевидна и в кадровой политике, и в законотворчестве, и в сфере правоохранения, и в судебной практике. Это тот самый случай, когда вместе с водой из ванны выплескивают и ребенка.

Экспертные опросы показывают высокий авторитет такой коллективной формы исполнительной власти в Дагестане, которая учитывает нашу многонациональную и политгеографическую специфику. Все-таки Дагестан — это не Пенза и Иваново, а многонациональная региональная цивилизация с древней историей и культурой. Поэтому один из главных уроков истории заключается в том, чтобы мы (парламент и правительство, гражданское и экспертное сообщество РД) могли защитить автономию.

Кадры и национальная политика. Наши успехи в прошлом — результат опоры на принципы автономии и последовательное проведение в жизнь национальной политики в широком контексте, ибо национальная политика не сводится к этнографии, песням и пляскам. Это очень убогое ее понимание. В Дагестане, национальная политика — это и кадровая политика, и местное самоуправление, и культурно-образовательная и информационная политика, и политика с учетом особенностей политической географии и геоэкономики (интересов приграничных с Грузией и Азербайджаном районов республики). Каких выдающихся результатов достигли в Дагестане с конца 40-х и до конца 70-х? Все это — результат такой кадровой политики, когда опирались на принцип «коренизации» — взращивания элиты из этнических дагестанцев. Только 2-й секретарь обкома КПСС и председатель КГБ (по ДАССР) из Центра. Остальные все свои. Вывод напрашивается сам собой, я имею в виду недавнюю (и крайне негативную) практику массового «десанта» из других регионов и его внедрения в высшие органы власти Дагестана.

В порядке эксперимента и согласно ФЗ «О стратегическом планировании в РФ» (от 28 июня 2014 г., ФЗ №172) и Указу президента РФ «Об основных направлениях совершенствовании системы государственного управления» (от 7 мая 2012 г. № 601) можно было бы принять соответствующее решение в Центре о реформе системы управления и переходе РД от «управления ресурсами» к управлению результатами. Разумеется, предварительно можно и нужно этот вопрос обсудить и на правительственном уровне. Такой подход снял бы множество барьеров (в виде неумеренной активности административно-контрольных органов и множества подзаконных актов). Это к вопросу: почему мы все три года правления дуэта «Васильев — Здунов» вынуждены были возвращать в федеральный бюджет «неосвоенные» более 40 млрд руб. (??!).

Ситуация в РД такова, что без ревизии своей политики Кремль, опираясь на сложившиеся за последние 15–20 лет практики, не сможет решить назревшие у нас проблемы. А мы сами сможем их решить, только если нам не будут мешать. А мешать будут многочисленные федеральные законы и подзаконные акты, которые зачастую противоречат друг другу, подрывают конституционные основы и нацелены не на развитие, а на … демонтаж государственности (это моя гипотеза). Поэтому нужно творчески подойти к законодательной базе, регулирующей предметы совместного ведения (из Конституций РФ и РД), и шаг за шагом убирать завалы на пути реализации наших конечных задач: сохранить Дагестан как многонациональную региональную цивилизацию с древними корнями, придать республике мощный импульс к развитию, прежде всего, социально-экономическому. Чтобы не раствориться в потоке истории. Ибо с нас будут спрашивать будущие поколения: что мы им оставили в наследство, почему мы не сделали то-то и то-то, когда мы видели угрозу нашей республике, существованию нашим народов.

 

 

 

ПЕРЕРОЖДЕНИЕ, ТЕРРОР И КРАХ БЫЛОГО ЕДИНСТВА ЭЛИТЫ

Можно ли было смягчить трагедию в Дагестане периода гражданской войны и репрессий 1937 года?

Деньга Халидов

Готовя этот материал, решил посмотреть фундаментальное исследование ученых Института истории, археологии и этнографии (ИИАЭ) ДНЦ РАН, 2-томник «История Дагестана с древнейших времен до наших дней» (Махачкала, 2005 г.). Меня интересовали 20-е – 30-е гг. XX века. Там есть все, кроме того, что меня интересует для подготовки данного материала: как дагестанская политическая элита дожила до того, что легко смирилась с молохом репрессий и не сумела защитить ни себя, ни народ? Не побоюсь этого слова, лучших людей республики. Из почти 30 страниц текста, посвященного периоду с конца 1920-х и до 1939 г., только две страницы (199–200) посвящены репрессиям в Дагестане (??!). Политкорректность не всегда уместна в науке. Возможно, сработал внутренний цензор. В любом случае, из такого исследования любознательный читатель не получит адекватного представления об истории Дагестана. Чтобы понять процессы, происходившие в нашей республике в те годы, необходимо для начала знать, какие политические процессы тогда шли в Москве.

Положение исправляют часть тех же авторов из ИИАЭ ДНЦ РАН, на исследования которых я опираюсь: «Репрессии 30-х годов в Дагестане. Документы и материалы» (авторы: Бутаев М.Д., Какагасанов Г.И., Османов А.И.); «Книга памяти жертв политических репрессий 20-50-х гг. XX века в Дагестане» (Сулейманов С.И.); «Власть и мусульманская религия в Дагестане 1917–1991 гг.» (авт.: Бутаев М.Д., Османов А.И., Какагасанов Г.И.). Документы и комментарии авторов многое проясняют в истории Дагестана и роли субъективного фактора в тот период времени. Очень важно ответить на вопрос: можно ли было смягчить трагедию того периода в Дагестане?

Репрессии и заговоры в бывшем Союзе

Мы ничего не поймем в том, что происходило в 30-е г. в Дагестане, не изучив и не поняв то, что происходило в бывшем Союзе ССР в тот период.

Каковы фундаментальные причины политических репрессий? Как отличить политические репрессии от обычной реакций государства на нарушения законов?

Эволюция взглядов: от незнания к знанию. Мои взгляды как антисталиниста сформировались еще во второй половине 1950-х, после хрущевской оттепели и нового этапа реабилитации репрессированных (первый этап был связан с назначением Лаврентия Берии наркомом НКВД в конце 1938). Свою воспитательную роль сыграли речи бабушки (супруги репрессированного деда) и «бесконечные» дискуссии на сельском годекане в 1960-е.

Мой антисталинизм был подкреплен обильным потоком антисталинской литературы демократов с началом перестройки (1987). Все вроде бы по-научному, но вопросы оставались

Еще тогда, в 1990 г., завотделом социологии Института истории, языка и литературы Дагфилиала АН СССР Энвер Кисриев (теперь он живет в США), коллега по работе, говорил мне: «Пройдет может быть двадцать лет, и ты по-иному будешь оценивать роль Сталина в истории страны. Ты многого не знаешь». Я особо не спорил с ним, но и не соглашался, будучи уверен, что в репрессиях виноват единолично Сталин.

Но получилось по Кисриеву. Как только появилась возможность ознакомиться с альтернативной (либеральной точке зрения) научной литературой (конец 90-х — 2000-е), я понял, что не все так однозначно. Правда, густо замешанная с полуправдой (и с фантазиями авторов), тенденциозный подбор документов из архивов и вольное их толкование и тому подобное — все это преследует одну задачу: демонизация Сталина.

К новым авторам из патриотического лагеря — исследователям периода сталинизма — я подхожу тоже весьма избирательно. Как ученого-социолога, меня интересует правда (логика) истории, а не пропагандистские «упражнения». Ибо на каждого антисталиниста из либеральных кругов можно насчитать по 3–5 сталиниста из державных кругов. И те, и другие рубятся так, что мало не покажется.

Вот только наиболее значимые научные труды, из которых вырисовывается совершенно иной облик Сталина и дух сталинизма (в 20-е — 30-е гг.): Юрий Жуков «Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933–1937»; Александр Н. Дугин, «Тайны архивов НКВД СССР: 1937–1938 (взгляд изнутри)»; С. Майкл, К. Альберт, «Тайная война против Советской России»; Елена Прудникова, Александр Колпакиди, «Двойной заговор. Сталин и Гитлер: Несостоявшиеся путчи»; Дмитрий Кропотов, «Две попытки демократических реформ Сталина»; Сергей Кремлев, «Лаврентий Берия. Мое политическое завещание». Не будем перечислять множество других научно-публицистических работ из этого пула.

Что же проясняется из этих и множества других исследований?

Представьте себе, что только недавно отгремели последние сражения Гражданской войны. Кровь лилась рекой, к смертям (классовых врагов, реальных и мнимых, только по факту одного социального происхождения) привыкли, как к неизбежному злу на пути «к светлому будущему». В просвещенной Европе победно шагал фашизм, правда, крови там было поменьше. Исключение — Германия с ее «ночью длинных ножей», которую устроил Гитлер после победы на выборах против бывших своих союзников.

Бывшие революционеры и подпольщики, как только наступил мирный период, сцепились друг с другом. «Мы ленинцы, а вот вы оппортунисты-контрреволюционеры, бюрократы партийные, потому что отказываетесь от идеи экспорта революции — т.н. идеи «перманентной революции» и строительства мирового социализма». Это — Лев Троцкий (Бронштейн) и Григорий Зиновьев (Евсей-Гершен Радомысльский) с Львом Каменевым (Розенфельд) на пару, которые при каждом удобном случае выступали против Сталина. Там и по другим направлениям конфликты: как строить социализм, какой он новый строй, при том, что все ссылались на Ленина и Маркса и «на улице» — НЭП (новая экономическая политика), объявленная в 1921. «Правые» во главе с Николаем Бухариным выступали с лозунгом «Обогащайся», против коллективизации и индустриализации. «Левые» за продолжение революции и ее экспорт (правда, потом Троцкий на чужбине возьмет на вооружение правые лозунги, прокапиталистические, ибо договариваться приходится с лидерами капстран, чтобы свергнуть Сталина). Тут еще «генералы» РККА (Рабоче-крестьянской Красной армии) — выдвиженцы Троцкого, когда он командовал армией и флотом во время Гражданской, и выпускники Академии РККА — стали хорохориться. Среди них особо выделялся Михаил Тухачевский (это уже в начале 30-х). Он с юношеских лет «заболел» бонапартизмом. Благо, ему все уши прожужжали, что «он — будущий Наполеон!». Он и поверил, но кое-чего важного не хватало.

А Сталин, хоть и «левый» (то есть, большевик), но и государственник тоже, в отличие от троцкистов и зиновьевцев (ленинградских «фрондеров»). Сталин и его узкое окружение рисковать судьбой страны не собирались ради призрачных миражей «мировой революции» и «мирового (социалистического) правительства». Хотя на XVII съезде ВКП (б) в феврале 1934 в речи Сталина еще проскальзывали слабые надежды на «пролетарский интернационализм» в будущих войнах. То есть — на «пятые колонны» Коминтерна во все более фашизирующейся Европе, в основном, в Германии. Но это только слова, рассчитанные на партийных функционеров. Уверен, что он сам уже не верит в силу интернационализма, потому что владеет информацией и творчески подходит к марксизму-ленинизму. Везде в Европе коммунистов-интернационалистов на парламентских выборах бьют националисты — фашисты и даже социал-демократы (реформаторы). 

Первая попытка путча Троцкого: 7 ноября 1927 года

Мало кто знает, что первая попытка переворота (по сути, путча) была 7 ноября 1927 г. на Красной площади во время праздничных мероприятий к 10-летию Октябрьской революции. Отличился Лев Давыдович. Он и его последователи попытались захватить вокзалы, телеграф и почты, затем правительственные и советские учреждения. Благо у Троцкого было много сторонников в РККА, а его люди в ОГПУ (ЧК) могли прикрыть. Было даже покушение на Сталина, когда он с членами Политбюро стоял на трибуне Мавзолея и принимал парад.

Когда троцкистов на всех этих важных объектах во всеоружии встретили «гвардейцы» из ЧК (ОГПУ) Менжинского (человека Дзержинского), они отступили. Тем не менее Троцкий произнес «горячую» речь перед студентами Московского университета (рядом с Красной площадью), среди которых было много нерусских (но и не кавказцы), и те ринулись на площадь, к трибуне Мавзолея, где стояли члены Политбюро. Заговор провалился. А одного из троих курсантов из Академии РККА Якова Охотникова, который пробрался на трибуну Мавзолея и ударил Сталина сзади по голове (то ли рукояткой револьвера, то ли кулаком), отмазали, как и его напарников. Хотел ударить второй раз, но успел охранник. На трибуне была настоящая потасовка. Поскольку в самой Академии и в органах ОГПУ было много сторонников Троцкого, дело замяли. Лишь в 1937 г. вспомнили того курсанта, судили и расстреляли. А курсантов, включая Якова О., на подмогу мятежникам на Красной площади послал начальник Академии РККА Роберт Эйдман, троцкист. Сталин укрепился во власти только к 1939 г.

И еще, в Объединенном государственном политическом управлении (ОГПУ — наследник ЧК) было много троцкистов — русофобов и антисталинистов. Они там занимали ключевые посты, аж с 1919–1921 гг. И успели натворить много бед: расказачивание, концлагеря, расправы над русской (и прочих народов) буржуазией и высшими сословиями, а по сути — геноцид культурных и экономических элит народов огромной страны. Репрессии — покруче «белого» террора (советую прочесть Ивана Бунина «Окаянные дни», Василия Шульгина «Что нам в них не нравится» — 1929). Советскую Россию и бывший Союз они рассматривали не иначе, как «топку» (плацдарм) для мировой революции. Ради справедливости надо заметить, что в начале 20-х г. тут было подобие Согласия между сталинистами и троцкистами и прочими течениями — на войне (с классовыми врагами), как на войне: будешь цацкаться с ними — не выживешь. Разве что явные и скрытые троцкисты и компания в РККА и ЧК (ОГПУ — НКВД) все это делали с особым, что ли, азартом. Людей и пуль не жалели, равно как и статей из революционных законов. Вот это «общее (внутриноменклатурное) Согласие» проявилось и при коллективизации — раскулачивании, и в определенной степени при антирелигиозной (против православия и ислама) политике. Правда, «партия» Сталина тут вела себя не в пример своим соратникам — ультрареволюционерам. Троцкий и Ко, создав «Союз воинствующих безбожников СССР», журнал «Воинствующий безбожник» и газету «Безбожник», были решительнее и не жалели духовных лиц. Сталин предпринял попытку сгладить этот «вектор». В августе 1923 г. всем партийным органам было послано Циркулярное письмо ЦК РКП (б) №30 «Об отношении к религиозным организациям» (строго секретно).

 

 

 

ПЕРЕРОЖДЕНИЕ, ТЕРРОР И КРАХ БЫЛОГО ЕДИНСТВА ЭЛИТЫ

Можно ли было смягчить трагедию в Дагестане периода гражданской войны и репрессий 1937 года?

Деньга Халидов

Мы продолжаем серию интервью и материалов, посвященных столетию со дня образования ДАССР. История, экономика, политика, взаимоотношения с центром, место современного Дагестана в геополитике. Чтобы понять процессы, происходившие в нашей республике в те годы, необходимо для начала знать, какие политические процессы тогда шли в Москве.

 

Продолжение, начало в предыдущем номере

 

Далее Маленков обратился к Сталину в июле 1938. В августе 1938 Политбюро направило Лаврентия Берию в качестве заместителя Ежова. В итоге родился доклад, на основании которого Ежова, весьма осторожно (чтобы не спугнуть), переместили на новую должность — наркома водного транспорта, оставив секретарем ЦК (24 ноября 1937). А Берия же вывел на «чистую воду» и Ежова с целым «отрядом» его сатрапов и попутно дал распоряжение: направить на доследование сотни тысяч дел, состряпанных «тройками» при Ежове. В итоге к 1940 году были оправданы около 15–20% репрессированных. Но вернуть жизнь около 70–80 тысячам расстрелянных при Ежове было уже невозможно. Его самого и многих из аппарата НКВД после тщательных следственных мероприятий осудили — кого по «первой категории» (самого Ежова и многих его соратников), кого по «второй категории» к длительным срокам.

Так бесславно закончилась кровавая эпопея Большого террора. Инициировали его сами партийные бонзы из ЦК в сговоре с Ежовым, а на местах с «энтузиазмом» поддержали почти все секретари, которые уже давно «легли» под местных руководителей НКВД (страх и властные амбиции — могучий двигатель нравственной деградации).

А что Сталин и его соратники по Политбюро? Неужели они не могли поставить заслон этому садизму?

Могли, но не сделали. Ибо можно было потерять все, и даже страну, не говоря о власти. Это к вопросу о «всемогуществе Сталина». Я не оправдываю его, просто пытаюсь понять — почему? Возможно, был расчет и почистить основательно партократию, которая сама же себя высекла, как выяснилось позже. Псевдореволюционный террор в исполнении партократии и Ежова «сожрал» своих же инициаторов. Так бывает всегда, когда люди теряют духовные ориентиры.

Так что Большой террор в стране, и Дагестан здесь не исключение, был продолжением в умах и сердцах и гражданской войны, и неявной установки Сталина и Ко на серьезную зачистку партократии, и войны партократии и НКВД с собственным народом: одни в целях политического выживания и карьеры во внутрипартийных разборках, другие — за более весомый приз (власть в стране), в итоге — смерть и позор. Но назвать Большой террор единолично «сталинскими репрессиями» — это из области пропаганды, а не науки.

 

Дагестанская элита и «обнуление» единства (конец 1920-х – начало 1930-х гг.)

Думать, что Большой террор как-то мог обойти стороной Дагестан, значит, плохо себе представлять логику функционирования политической системы страны: жестко централизованной, однопартийной, функционирующей в режиме «осажденной крепости». Но дагестанская политическая элита все-таки как могла оттягивала от себя удар и старалась в тех суровых условиях смягчить действие маховика репрессий и Большого террора.

Ниже перечислены наиболее важные, на мой взгляд, вехи из «биографии» политической элиты Дагестана, которые «облегчили» политику террора у нас. Тема обширная, всего не скажешь. Но кое-что важное, на мой взгляд, изложу ниже.

В 1920-е гг. реальную власть в республике олицетворял Совнарком (правительство), бессменным председателем которого (с 1921 по 1931 годы) был Джелалэдин Коркмасов (выдающийся государственный деятель не только в масштабах Дагестана, но и бывшего Союза), а затем Керим Мамедбеков (1932–1937 гг.).

Свою значимую роль играл обком ВКП(б), особенно с начала 30-х. В руководстве обкома за десять лет сменилось около десяти человек, из которых лишь Ибрагим Алиев и Магомед Далгат (с 1923 по 1928 гг.) являлись этническими дагестанцами. И, наконец, аналог парламента — Центральный исполнительный комитет (ЦИК). Его возглавляли: Нажмудин Самурский (Эфендиев) (1920–1921 гг.), Алибек Тахо-Годи (1923–1925), Магомед Далгат (1922–23, 1928­–1938).

Первые признаки конфликта внутри элиты обнаружились еще в начале 1920-х. «Яблоком раздора» стал вопрос о государственном языке Дагестана. В 1923 г. на совещании руководства ДССР обсуждался вопрос о государственном языке и алфавите. Тут свою позицию активно продвигала довольно представительная пробакинская «партия». Она обосновывала и предложила в качестве государственного тюркский (или кумыкский) язык (См. ст. «У истоков становления дагестанской автономии. Политика пробакинских агентов в первые годы советской власти», 05.05.2015). Ради справедливости надо заметить, что были объективные причины для этого: подавляющее большинство населения Дагестана не знало русского языка, а вот азербайджанский и/или кумыкский знали немалое число дагестанцев (лезгины, табасаранцы, аварцы, лакцы, даргинцы). Тут была своя логика. Но была логика и у оппонентов, в качестве которого выступил один из «отцов» советского Дагестана, Саид Габиев. Он выдвинул не менее обоснованные аргументы, но был в явном меньшинстве. Этот конфликт по принципиальному вопросу временно «сгладили» тем, что Габиева направили в распоряжение Грузинского ЦК ВКП(б).

Потом еще «дело», связанное с Нажмудином Самурским (Эфендиевым) в 1926 (или 1927), когда обнаружилась записка, где было написано, что он был якобы агентом царской охранки в период его пребывания в Иркутске (??!). Он в своей автобиографии писал, что сбежал в Сибирь с ссыльным, будучи еще юношей, подальше от сурового дяди —мусульманского алима. Но это было подметное письмо-донос, клеветнический характер которого подтвердили в органах партийного контроля в Москве. Однако осадок остался, потому что записку зачитывал публично Коркмасов в присутствии нескольких человек — «отцов» ДССР, на квартире одного из них, он же ее и порвал в присутствии всех (со слов Магомеда Далгата).

Вот что писал обо всем этом Сулейманов С. И.: «Негативное влияние на драматические события 30-х годов в Дагестане (имеются в виду репрессии — прим. Х. Д.) оказывали также сложившиеся еще в 20-х годах ненормальные взаимоотношения между целым рядом руководящих работников республиканского масштаба (Н. Самурский, Д. Коркмасов, С. Габиев, М. Далгат, К. Мамедбеков и др.)». Таким образом, былое единство дало трещину.

Не будем здесь повторять о внешних причинах, проявивших себя после очередного съезда ВКП(б) в 1927, когда был объявлен курс на коллективизацию и индустриализацию. Периодические накачки Центра и все усложняющиеся задачи, которые чрезвычайно сложно было реализовать именно в Дагестане, расшатали былое единство элиты. И в силу отсталой социальной структуры, и в силу низкого образовательного уровня (я не имею в виду грамотность на арабском языке), и в силу культурно-цивилизационного конфликта: атеистическая идеология и ислам. А задачи надо решать, административно-командная «вертикаль» не приемлет никаких оправданий. Не можешь — освободи место. Там целая очередь из охотников занять высокие должности — неважно, справится он или нет, есть знания или нет. Социальные «лифты» для тех, кто «был никем», заработали вовсю.

И тут во всей красе проявили себя такие, новые для горцев, социально-психологические качества, подпитываемые «сверху» самой Системой: карьеризм, подсиживание, доносы и пр. В самом деле, ведь объявлена борьба с классовыми врагами и контрреволюционными элементами. «Кто был никем, тот станет (или мог стать) всем» — партия протянула руку бедноте и батракам, представителям «низших» сословий, реальным и мнимым сторонникам социализма (кто их различит, если сами проверяющие, большей частью полуобразованщина в лучшем случае). Вот он шанс, которым грех не воспользоваться. В партию хлынула масса охотников за властными «трофеями».

Поняв всю опасность этой ситуации, в Центре в 1929 г. объявили первую «чистку», затем были еще и еще «чистки». Но джинн вышел уже из бутылки.

 Райкомы и обком ВКП(б) в Дагестане постепенно стали «тонуть» в сотнях и тысячах заявлений (жалобы, доносы и т. п.). Трещины раскололи десятки, а то и сотни джамаатов — результат ускоренной политики коллективизации и атеизации. Естественно, состоятельные уздени и мусульманские лидеры, которых на основе сомнительных критериев причисляли к кулакам и (или) контрреволюционерам, нередко восставали, боролись как могли за свои интересы. Вот они и попадали в список контрреволюционеров и «лишенцев», если добровольно не расстанутся со своими средствами производства (скот, земля, хозяйственные строения) или если сопротивлялись радикальным атеистическим инициативам. И тут снова проявилась новая черта горцев, когда целый ряд сельских сходов в те годы одобряли выселение своих же односельчан, причисленных к кулакам.

С конца 20-х — начала 30-х гг. начался новый этап перерождения политической и силовой (и правоохранительной) элиты республики. В этой нервной атмосфере подозрительности и недоверия сама политическая верхушка оказалась не на высоте положения.

Тем не менее, ради справедливости, отметим, что Дагестан за 10 лет (с 1921 г.) сделал огромный скачок в своем экономическом, культурном и образовательном развитии. И это все благодаря не только энтузиазму рядовых дагестанцев, но, прежде всего, благодаря тем же руководителям республики, между которыми в конце 1920-х «пробежала кошка». Мало кто из дагестанцев знает, что канал им. Октябрьской революции (КОР) был построен именно в начале 1920-х г. И такие объекты, как Гергебильская ГЭС, завод «Дагестанские огни» и множество других предприятий, построены именно в 20-е г. Нельзя забывать и об этой светлой стороне советско-большевистской «медали».

Начало Большого террора и дагестанская партократия

В 1931 г. Коркмасова перевели в Москву на должность первого заместителя Совета национальностей СССР. У него был еще целый ряд других обязанностей в Центре (масштабная была личность). Его заменил Керим Мамедбеков. В то же время обком партии ВКП(б) возглавил Н. Самурский, а ЦИК — М. Далгат. Дагестанский обком «замкнули» на Северо-Кавказский крайком ВКП(б). «Платформу 43» — яркий символ дагестанской политической «фронды» — уже некому было отстаивать. И Центр уже не тот (он стал круче в разговорах с республиками), и задачи сложные (коллективизация, раскулачивание, «чистки» в рядах партии), и сама элита растеряла былое единство.

Новая волна политических репрессий началась, как известно, после убийства Сергея Кирова. В связи с этим убийством в январе 1935 г. было принято закрытое письмо ЦК ВКП(б) «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова». Все то, что до сих пор воспринималось как «досадная помеха» (внутри партии) на пути строительства нового общества, с этой поры воспринимается уже как потенциальная угроза, которую надо нейтрализовать. Закрытое письмо обсуждали по всей стране на партийных совещаниях, звучали общие требования «о повышении бдительности, очищении аппарата от чуждых элементов» и т.д. Но эффекта, которого ожидали в Центре, от этого письма не было. Затем последовало другое закрытое письмо ЦК «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока» (29 июля 1936). Тут не отвертишься призывами к бдительности, сверху требовали реальной зачистки.

В Дагестане все это приобрело специфические черты. Стали проверять личные дела и, разумеется, находили сторонников Троцкого и Зиновьева как в партии, так и на предприятиях вроде оборонного завода «Двигатель» (Дагдизель), построенного в 1932. Сначала последовали исключения из партии, затем — через некоторое время — и аресты.

На гуманитарном «фронте» (нового этапа борьбы с «врагами народа») были свои особенности. Еще в 1934-м в Дагестан был сослан бывший сослуживец Троцкого Лабори (Георгий) Лелевич, которого назначили завсектором НИИ национальной культуры при Совнаркоме ДАССР. Почти все (из малочисленной республиканской интеллигенции), кто был с ним близко знаком и/или приглашал его для чтения лекций, публиковал его статьи в «Дагправде», впоследствии были исключены из партии и/или арестованы.

Плохую «шутку» с дагестанской элитой сыграло и «чисто» кавказское гостеприимство, которое они проявили в отношение Михаила Томского (Ефремова) в период его пребывания в Дагестане на отдыхе в 1934 г. Томский, бывший профсоюзный лидер, зампредседателя ВСНХ СССР и кандидат в члены ЦК, к тому времени возглавлял Объединенное государственное издательство. И естественно, у дагестанской верхушки к нему были тогда и служебные дела. Но когда арестованные (в 1936 г.) Зиновьев и Каменев указали на Томского как на своего соратника (публикация в газете «Правда»), он, не дожидаясь ареста, застрелился. Многие, кто с ним близко имел дело и кто приглашал его «на отдых» в Дагестан, были арестованы.

Политический «маразм» и психоз в Дагестане постепенно крепчал. Теперь уже и партийно-советские низы жаждали крови. «Только ленивый не разоблачал «врагов народа», — пишет С. Сулейманов в своей работе, — и «троцкистко-зиновьевских бандитов»». Так, секретарь Махачкалинского горкома партии Н. Шмелев в письме, адресованном в Северо-Кавказское Бюро ВКП(б) и в Дагестанский обком партии, на 15 страницах сообщал о более чем полусотне «троцкистко-зиновьевских бандитов», выявленных в Махачкалинском железнодорожном узле» (см. «Книга памяти….»). От Шмелова не отставали и другие бдительные «стукачи», вроде инструктора обкома ВКП(б) А. Матросова и многих других.

Чтобы представить себе степень политического психоза, достаточно ознакомиться с некоторыми материалами, в частности, XIV областной партийной конференции (с 26 мая по 4 июня 1937 г.). Несмотря на то, что на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП (б) звучали две темы — подготовка к выборам в Советы всех уровней в свете новой («сталинской») Конституции СССР и усиление борьбы с троцкистко-зиновьевским блоком и с двурушниками внутри партии — на конференции звучала только первая тема. В докладе первого секретаря обкома Самурского, который продолжался около 8 часов (??!) и в выступлениях более 70 человек (а записалось более 150) внимание обращалось только на разоблачение «врагов народа». Более того, самого Самурского и обком ВКП(б) целый ряд участников прений обвиняли в «нерешительности в борьбе с врагами народа». Мол, это не Дагобком, а Северо-Кавкасзкий крайком разоблачал их. В своем заключительном слове Самурский вынужден был оправдываться и приводить факты, доказывающие решительность обкома (см. Репрессии 30-х г. в Дагестане. 1996 г., стр. 226).

Совершенно гротескный, абсолютно безнравственный характер приняла эта разоблачительная кампания в целом ряде городов и сел Дагестана. Тот же С. Сулейманов пишет, как на закрытом партийном собрании села Урахи Сергокалинского района (6 декабря 1937 г.) было названо 14 человек, якобы преданных уже разоблаченным контрреволюционерам и продолжающих занимать ответственные должности. Среди них 8 человек из фамилии Далгат (??!). Собрание «просит убрать этих людей из нашего общества, чтобы они не мешали в проведении новых выборов………выкорчевать Далгатовых также в городах» (??!). Без комментариев.

Примерно то же самое происходило и в моем родном селе Карата Ахвахского района. Тут звучала фамилия «Халидов». Дело в том, что родные братья Бадрутин (мой дед) и Зубаир Халидовы занимали сравнительно высокие должности в республиканской иерархии. Зубаир был расстрелян по решению «тройки» и похоронен в «братской» могиле по дороге в Каспийск. Им обоим напомнили «чуждое» социальное происхождение.

Я привел только несколько характерных фактов — свидетельств настоящего политического помешательства. «Злой волей» сельских собраний, участников областных партийных конференций или волей самого Самурского все это не объяснить. Тут другое, и об этом мы поговорим в следующем материале.

Продолжение следует