В начале объявленного в Дагестане года образования «НД» обратилось к иностранному эксперту с просьбой дать интервью. 

Это выпускник советской физико-математической школы, IT-бизнесмен, компаньон резидентов «Кремниевой долины», совладелец и вице-президент группы компаний ABBYY, программный продукт которой —  FineReader, известен всему миру — Арам Пахчанян. Материальное состояние эксперта и его партнеров по бизнесу измеряется в миллионах долларов США.

В 2006 году вместе с единомышленниками Арам Пахчанян создал в Ереване сначала фонд, а затем и инновационную школу «Айб». 

В 2015 году школа «Айб» признана лучшей среди больших и средних общеобразовательных школ по национальной системе рейтингования школ Армении.

В 2018 году Кембридж объявляет школу «Айб» международным экзаменационным центром «Араратского бакалавриата» - уникальной национальной образовательной программы, созданной на основе опыта школы «Айб» для всех школ Армении.

В 2020–2021 учебном году в школе насчитывалось 479 учащихся. Число университетов, признавших школу, достигло 96.

Армения расположена рядом с Дагестаном. Исторически у нас были крепкие культурные общинные связи. По официальной статистике в наших республиках по 3 млн жителей. В настоящее время главным признаком взаимоотношений Дагестана с Арменией можно назвать огромное количество автомобилей с армянскими государственными номерами.

Возможно, что после представленного интервью, менеджеры системы образования Дагестана, так же как коллеги из Москвы и Татарстана, обратятся за опытом в соседнюю Армению, к руководству одной из самых лучших школ в Европе. Тем более что Арам Пахчанян видит большие возможности школьного образования в Дагестане и готов поделиться накопленными знаниями. 

Арам Пахчанян был в Махачкале в 2014 году в рамках проектов фонда «ПЕРИ», знаком с опытом создания образовательного центра «Люминарий». В ходе интервью эксперт поделился концептуальным пониманием роли образования и развеял некоторые мифы, в том числе о финской системе.

Надо отдельно сказать, что изначально редакция рассчитывала максимум на интервью в виде письменных ответов на заранее отправленные вопросы. Однако, несмотря на свою занятость и новогодние выходные, Арам Пахчанян предложил побеседовать онлайн, утром в понедельник, 3 января.

01:34 - кого готовило советское образование,

10:44 - я бы не приписывал достижения "Айб" величине армянского народа,

21:40 - от кого шёл призыв создания школы "Айб",

31:00 - "Айб" как точка роста для образования,

44:00 - нужны все формы образования (государственная, частная, общинная),

45:00 - миф о финской школе,

49:00 - где брать педагогов,

53:00 - национальная система должна быть открыта, у Дагестана ситуация лучше, чем у Армении. 

— Арам, доброе утро из Дагестана. А вообще вы сейчас в Москве или в Армении?

— Я сейчас живу в Армении.

— Я хочу поговорить с вами как с человеком, который работает в сфере образования не с первого дня. Вы — не профессиональный педагог, насколько я помню, а человек, который пришел из бизнеса. Поэтому у меня такой первый вопрос. Когда я прочитал ваше резюме, возник вопрос, а вообще, таких, как вы, еще делают?

— Это хороший вопрос. Я думаю, что производятся. И мы — не самый лучший экземпляр или даже не результат производства, а скорее всего, отбраковка. Проблема состоит в том, что в СССР, в котором мы учились, в образовании для нынешних времен была некая нестыковка. Мы заканчивали уже в постиндустриальную эпоху, и было очевидно, что она идет на спад. И это было в том числе видно по экономическому кризису в СССР. Он шел начиная с конца 70-х годов. И Горбачев, пришедший на смену старикам, попытался что-то исправить, просто не очень хорошо получилось и все развалилось совсем. Но смена эпох никак не отразилась на образовании. Нас продолжали готовить к систематической индустриальной экономике, в которой нужны огромные масштабы: инженерные, рабочие кадры и так далее. Кадры, кадры, кадры. Нас готовили как кадры. Я заканчивал учебу в 1991 году, но уже в 1989 году весь институт думал, что делать с этим распределением, потому что оно уже никому не было нужно, никто не хотел брать этих студентов. Если раньше за них хватались, потому что были планы, был рост, развитие, а тем более — студенты МФТИ, то к концу 80-х это все спало. Институт стоял перед проблемой, что надо вообще отменять систему распределения. А как ее отменять и на что менять, вообще не было понятно. Поэтому я думаю, что я, Давид и многие мои сокурсники вылезли из этой ситуации, стали успешными людьми, крупными бизнесменами и так далее. Потому что сама система, хоть и драконовскими способами, вырабатывала умение мыслить. Драконовскими. Потому что с одной стороны вырабатывала, с другой — глушила. Вроде и нужны мыслящие люди, чтобы решать сложные задачи в науке, а с другой стороны, не дай бог, они замыслят какую-нибудь крамолу. И делалось это очень странными методами. Из нас делали очень странных людей — людей, у которых есть хороший мыслительный аппарат, но практически нет способности к гуманитарному мышлению. Это люди, которые не умеют мыслить сложными категориями. Почему? Потому что мышление научное требует логики, системы и пр., мышление гуманитарное требует сопоставления, соотнесения, выявления, обобщения и т. д. А эти навыки, ну, например, в МФТИ, где я учился, единственный гуманитарный предмет был история КПСС. А дальше была философия, которая преподавалась нам как история. То есть формально мы не должны были философствовать, мы должны были запомнить имена известных философов. 

— Маркса и Энгельса?

— В основном, конечно, все сводилось к тому, чтобы мы поняли величие К. Маркса, а остальные были глупы и несправедливы. В основном все подводилось под марксизм, ленинизм. 

Но мне повезло, у нас философию преподавал человек, который немного приоткрывал для нас завесу на то, о чем нам, наверное, не стоило знать с точки зрения формальных знаний, и в программе этого не было. То есть нас не учили думать о мире, нас учили думать в рамках тех моделей, которые содержатся в конкретных дисциплинах. А думать о мире, о том, как устроена экономика, как выстраиваются взаимоотношения между людьми, как выстраиваются компании, организации, многие учились на своем опыте, набивая шишки. То есть учились с нуля. И до сих мы наследуем во многом этот подход. В России, да и вообще в постсоветском пространстве, гуманитарные науки по сравнению с уровнем развития точных наук находятся в достаточно ветхом состоянии. До сих в школах преподают не историю, а продукт науки истории, набор исторических фактов с их анализом, который необходимо вызубрить. Дети не изучают историю в школе. Им просто дают зубрить готовые интерпретации исторических событий. И это абсурд. Это все равно что рассказывать сериал на уроках… Да и сами историки не знают историю.  

— Когда смотришь на тебя и твоих коллег по работе, бизнесу, читаешь на сайте школы «Айб» о специфике образовательной технологии на сугубо национальной основе с использованием самых передовых достижений в сфере образования, возникает вопрос. У этих ребят все получается, потому что они родились такими, армянский — великий народ. В таком случае, может, остальным просто расслабиться?

— Я бы не приписывал какие-то достижения школы «Айб» величию армянского народа. Безусловно, исторический контекст, наша культура, наше представление о ценностях влияют на наш выбор, но не более того. Ни в коем случае нельзя в этом смысле ставить телегу впереди лошади. Нет такого понятия как историческое наследие, если нет людей, которые знают, умеют и пробуют применять это наследие в сегодняшних реалиях. И оно от этого сильно меняется. Историческое наследие — это просто набор прежнего опыта, который в какой-то части применим, в значительной части не применим, и вообще может сильно мешать. Но его надо хранить и передавать дальше следующим поколениям в его содержательной части, которая сегодня переосмысленно продолжает оказывать влияние на наше мышление. И система образования должна этим заниматься для воспроизводства человека. Так как наш вид не биологический, он биосоциальный и биокультурный. Без культурной составляющей человек — это просто животное, страшное животное, причем нежизнеспособное. Поэтому задача школы — фундаментальная, это не сервис. Задача школы — сделать так, чтобы молодое поколение те ценности, благодаря которым они будут жить более счастливой жизнью, создало более совершенное общество, чем сделали мы. И какие это ценности, конечно, определяется историческим наследием, этапами развития народа. Но любой хороший педагог, заходя в школу и в класс, мечтает, чтобы дети стали лучше, образованнее, сделали какие-то великие открытия. Поэтому школу надо создавать исходя из этих соображений, а не исходить из того, что мы за народ, что умеем, а чего — нет.

В будущем будут жить только те народы, которые имеют очень хорошую школу, потому что требования к человеку возрастают, мир и общество становятся сложнее.

— Я хочу понять вашу позицию, должна ли быть в образовании идеология? И если она есть, кто должен быть ее источником — государство, община, бизнес?

Идеология по сути — это простая вещь, она определяет, что для нас важно, а что нет. Мы в жизни постоянно совершаем какой-то выбор, который определяется нашими ценностями. То есть идеология — это хорошо скоординированная система ценностей, которая хороша или плоха тем, что относится не к одному человеку, а к группе людей, и определяет их выбор. Государство обязательно должно иметь какую-то идеологию, иначе невозможно организовать людей в общество. И чем оно более совершенно, тем более сильной должна быть идеология. Раньше идеология просто диктовала действия и была достаточно примитивная. Современному человеку так что-то трудно впихнуть в голову. Нужна более совершенная идеологическая машина. 

Постоянно все страны мира сейчас активно этим занимаются, вырабатывают новые подходы в идеологии. И современный подход, по крайней мере в большинстве стран, состоит в том, что мы не пытаемся воспитывать зависимых людей, которые просто подчиняются внешнему авторитету. Так делают тоталитарные общества, и они плохо живут. Ну не функционирует эта штука. Это уже всем понятно, даже Китаю. Задача состоит в том, чтобы дать человеку определенное ощущение свободы выбора, но при этом объединять людей вокруг общего видения, общих ценностей. То есть объединять людей разными методами, и чтобы от этого возникал драйв. То есть вызвать внутренние желание действовать, побуждение. 

Если вы послушаете новогоднее обращение Владимира Путина, то заметите, что оно все было таким. Там в основном говорилось о ценностях, о наших побуждениях, мотивах, ключевых для народа ценностях. И это не зря. Это выступление, скорее всего, долго готовилось, над ним долго думали. Потому что это в современном мире это единственный способ укрепить нацию. Община — это простая форма организации людей в сообщество, а государство — более совершенная. Но и то, и то, это всего лишь формы организации большой группы людей, которые чувствуют себя одним сообществом. Людям нужно это чувство принадлежности, люди так устроены. И когда это чувство оказывается не только приятным, но и полезным, то есть позволяет людям жить хорошей жизнью, они счастливы. Они готовы жить и творить для сообщества, в котором им хорошо. И что бы там ни говорили некоторые, типа я — человек мира, глобалист и так далее, это люди глубоко несчастные и потерянные, потому что по большому счету у них нет ощущения миссии. У них есть ощущение «Я». Я хочу нажраться, я хочу иметь «Бентли», я хочу много денег. А зачем? — спрашиваешь ты. А у него в голове все начинает путаться. Это бесполезные люди, и для себя, и для окружающих. А сообщество строится вокруг каких-то важных общих целей. Вот, например, еврейский народ имел цель не только сохранить себя. Они, их элита, поняли, что необходимо развиваться, двигаться дальше. Чтобы сохранить себя,приобрести государство. Всякие прочие формы сохранения плохо работают, работают только формы развития, работает только чувство миссии, видение будущего.

— В исламе есть такое ценное комплексное понятие, которое на русский язык переводится как призыв. Кто в организации вашей школы был тем, кто стал своего рода призывом? 

— Не было одного человека. И это, наверное, хорошо. Потому что то, что мы сделали, мы создали прототип будущего современного общества внутри себя. Мы создали сообщество «Айб», в котором живут ценности, идеи, видения, которые мы хотели бы, чтобы вместе с нами разделяло все общество. Свобода, честность, благородство, открытость друг другу, предприимчивость, стремление к развитию, познанию, к творчеству и так далее — все эти ценности разделяем и мы, как создатели. И мы бы хотели, чтобы и следующие поколения разделяли эти ценности. 

И мы поняли, что единственный способ это сделать — это заняться образованием. И единственный способ влиять на эту сферу — это создать школу, которая будет примером и будет настолько хорошей, что все остальные скажут: «О, и я так хочу!» И тогда со временем будут изменения. Ну потому что изменить всех директоров школ сможет только государство.

— Возьмем, например, школу ЮКОС, которую развалили, но люди остались, и они создали элитную школу для своих детей. Я вижу, какую школу создал Сбер. Мне кажется, вы — это та самая община, которая создает условия для сохранения и развития своих ценностей. То есть идеология у вас все-таки пошла от общины?

— Да, но я хочу сказать, что подходили мы к этому максимально открыто. Самое опасное, что может случиться с общиной, это превращение в секту, когда появляются какие-то иррациональные идеи, когда используются все способы для умственного порабощения. Это очень опасно. Поэтому мы очень следим за тем, чтобы все решения, ценностные ориентиры основывались на универсальных ценностях, что не исключает национальный контекст решений, действий, ощущений, переживаний. Качества и ценности, которые провозглашены в школе «Айб» как фундаментальные, происходят от платонизма (от Аристотеля и Платона). Все это было придумано еще в Древней Греции. И с тех времен мало что поменялось. Мы оцениваем людей примерно по тем же критериям, по которым в свое время оценивал людей Платон. Для нас важны мужественность, благородство, мудрость. И такой человек не может не вызвать уважение. И когда ты в сообществе развиваешь такие универсальные ценности, ты автоматически избегаешь сектантства. Это сообщество, открытое миру, люди из которого не отличаются от других. Но они работают над тем, чтобы быть хорошими, чуткими, добрыми, любящими, умными, хорошо мыслящими, предприимчивыми, стремится к чему-то. 

— Вы привезли в Армению современных педагогов, новейшую систему образования, ученых Массачусетского технологического института, ученых из Гарвардского университета. Быть может, в этом смысле вам повезло как небольшой стране, к тому же вы не взялись за всю систему образования. Вы взяли модель школы. Возможно, поэтому вам проще практически и технологически?

— Кстати, у нас был план и даже государственная программа, которую фонд «Айб» реализовывал. Она ставила своей задачей распространение того опыта, который мы накопили в школе, и плюс того опыта, который нам удалось набрать в рамках этой программы, поучившись у лучших специалистов со всего мира, которые приезжали к нам, обучали наших тренеров, помогали нам усовершенствовать наши учебные программы, помогли нам создать экзаменационный центр. Этот центр проводит международно признаваемые экзамены на армянском языке. Все это было сделано в рамках госпрограммы. Но, к сожалению, после смены власти в 2018 году новые образовательные власти решили, что это Армении не нужно. Нам сказали (хотя я не верю, что это была единственная причина, скорее, это был повод), что такой подход к образованию приводит к элитизму, мол, если мы будем развивать одни государственные школы, а что будет со всеми остальными, кто будет заниматься остальными, что за дурацкая программа и так далее. И взяли закрыли блестящую и уникальную в своем роде программу. Сейчас, наверное, в глубине души эти люди думают, что сделали что-то не то. Но все же думаю, что они не до конца понимают, что натворили и какое зло нанесли образованию

— Это политика? Ведь чем больше остается школ, тем больше избирателей, которые могут разозлиться, что их дети не попали в эту школу.

— Я не думаю, что причина была в этом. У них была какая-то приходящая из всяких международных фондов, не буду сейчас называть, каких, чистой воды антинациональная идеология, помесь глобалистских идеологий, которые они пытались насаждать в Армении, не очень понимая, что это значит. С моей точки зрения, конечной целью в образовательной политике государства должна быть равная доступность хорошего образования, независимо от того, где они живут. Не ставя такую фундаментальную цель, можно разрушить общество. Потому что образование имеет одну печальную особенность во всех странах: оно воспроизводит успех предыдущего поколения. Так, например, дети успешных родителей обычно успешны в образовании. Есть конечно, исключения, но все же статистика в этом смысле неумолима. Значительным корреляционных фактором в образовании детей является наличие высшего образования у родителей. К чему это приводит? Как бы ты ни строил свою систему, как бы ты ни пытался создать для детей равные возможности и условия, ты все равно имеешь неравенство, которое приводит к тому, что разрыв между богатыми и бедными растет. Это приводит к социальной напряженности, прочему. Поэтому государство должно прикладывать специальные усилия для того, чтобы выровнять ситуацию, чтобы родители, не уверенные в себе и передающие эту неуверенность детям, почувствовали уверенность и стремились к чему-то, а не опускали руки. Это должно быть основным вектором мышления чиновников, которые принимают государственные решения. Но при таком подходе трудно обеспечить комплексное развитие образования. Поэтому, и это показывает опыт многих эгалитарных стран, в том числе и Финляндии, нужно обязательно иметь центры развития, школы, которые являются пилотными, которые в себя максимально впитывают опыт других школ, экспериментируют и так далее.

— То есть равенство обеспечить неравенством?

— Конечно. Потому что реальное равенство возможно только при сильном развитии. 

— Мы с вами остановились на том, что равенство обеспечивается неравенством?

— Равенство — это очень сложная цель. Она не достигается тем, что нужно всем поставить низкую планку. Это деградация, а не развитие. И все равно не будет равенства. Если некоторые родители отведут детей в частные школы, будет еще большее неравенство. Вы получите детей, которые в большинстве вообще не учатся, и детей, которые в частных школах учатся хорошо. Будет еще хуже. Вот тогда точно будет воспроизведение элиты, и ничего хорошего из этого не получится. Поэтому нужно создавать центры развития, благодаря которым остальные школы будут развиваться. Не все способны развиваться. Это иллюзия. Мы не можем сразу всех сделать лучше. 

— А в Армении есть такая поговорка: караван движется со скоростью последнего верблюда?

— В Армении ее нет, но это очень правильная поговорка. Да, конечно.

— Мы все равно будем оценивать образование по последнему десятку.

— Это очень правильно. Но если последний верблюд будет видеть, что предыдущий верблюд двигается быстрее, то и он начнет поспевать за ним. Так устроены велогонки, например. Успешность велосипедистов на гонках зависит от лидера. Нужен просто правильный баланс. Нельзя лидеру давать оторваться слишком далеко, и чтобы остальные не почувствовали, что он недостижим. С другой стороны, нужно оказывать максимальную помощь и содействие отстающим. То есть должна быть не система наказания, а система помощи. Таким образом, вся система образования должна быть построена на правильном балансе челленджа (вызова), того самого призыва, что вот она высокая цель и к ней надо идти сломя голову. 

— Все-таки я хочу, чтобы ты выбрал. Во что ты больше веришь? В модель, когда государство создает элитарную школу, как например, Суворовскую, где будут готовить будущих докторов наук в разных областях, либо это община, которая собирает деньги со спонсоров, либо это бизнес, как например Сберовская школа, либо такие инициаторы как ты, твои друзья или создатели «Люминарий» в Дагестане? Что выбрать и во что вложиться при ограниченных ресурсах?

— Мне кажется, что это искусственный вопрос. Не нужно выбирать. Все эти модели должны существовать. Приведу пример, чтобы вы понимали. В Финляндии хорошее образование: оно достаточно равное во всех школах. Там высокий уровень преподавания, независимо от того, это сельская школа или городская, и так далее. Но по объему родительских денег, которые участвуют в образовании детей, Финляндия занимает одно из первых мест в Европе. Этого не видно по их статистике, этого не видно, когда все приходят в эти чудесные школы, но большинство финских детей в старшей школе учатся по репетиторам. Если дети хотят поступить на конкурентные специальности: юристов, врачей, то это стопроцентно. Если выбор падает на естественнонаучные предметы, то к репетиторам обращаются 85–90%.Это тоже продукт этой системы. Да, она дает равные возможности и так далее, но дальше в какой-то момент начинается выбор. И тогда выясняется, что это не такая уж и хорошая система с точки зрения родителей. И они добавляют значительные деньги для того, чтобы создать неравенство, чтобы именно их дети поступили в вуз, а не дети других родителей. Потому что есть конкуренция.  По моим наблюдениям, не получается создать единую государственную успешную, удовлетворяющую всех систему образования. Даже если государство тратит на это значительные ресурсы: деньги и время. 

Поэтому, с моей точки зрения, все формы участия общества в образовании важны. Не только через государство (это тоже форма участия общества: мы все платим налоги, которые тратятся на образование в том числе). Это самая основанная и абстрактная форма участия, в том смысле, что мы, как граждане, никакого непосредственного участия не чувствуем. А есть более конкретные формы, и они достаточно важны. Они дополняют, развивают, придают государственному участию определенную гибкость, адаптивность, создают формы и форматы развития, создают разные среды для разных детей с разными интересами и в большей степени соответствуют постиндустриальному многообразию. Поэтому я был очень рад, когда узнал про проект «Люминарий». 

Для справки: В дагестанском селе Хрюг на высоте 1200 м над уровнем моря весной 2018 года появилось ультрасовременное строение из черного металла и стекла. В нем разместился образовательный центр Luminary, запущенный фондом «Просвещение» бизнесмена Абдулжелила Абдулкеримова. Руководитель проекта Камил Магомедов. Идея создания такого центра для горских детей, талантливых и одаренных, принадлежит заслуженному учителю РД Махмуду Абдулкеримову. Еще в далекие 70-е Абдулкеримов, будучи директором, заметил, как много талантливых сельских детей оторвано от современных технологических достижений. Он решил всю свою энергию, знания и организаторский талант направить на создание такого центра.

Центр — пока самая крупная инициатива фонда. Строительство обошлось в 80 миллионов рублей. На содержание нужно порядка 400 тысяч рублей в месяц. В перспективе фонд собирается открыть 50 центров по всему Дагестану. Второй планируется в селе Тлярош Чародинского района. 

— Ну а где мы должны брать педагогов?

— Это вопрос, который мучает многих. С одной стороны, мы не можем платить педагогам много, просто потому что их много, а бюджет на образование ограничен. С другой стороны, требования к педагогам год от года поднимают. Если раньше он просто хорошо должен был знать свой предмет и иметь крепкие педагогические навыки, то сегодня мы хотим, чтобы учитель был широко образованным, знающим мир, умеющим направить ребенка, тонким и чутким человеком, который вырабатывает в ребенке способность к самостоятельному действию, мышлению, выступает больше в качестве помощника, нежели в качестве прямого наставника. Это очень сложно. Мы хотим уменьшить количество оценивания с помощью оценок, хотим повысить уровень формирующего оценивания, когда педагог дает обратную содержательную связь. И все это требует значительного усложнения работы педагога. И плюс на входе у нас двойной отрицательный отбор: в педвузы у нас идут обычно в значительной степени те, кто не могут поступить в другие вузы. Если говорить о региональных педвузах, то статистика по ЕГЭ не очень хорошая. И это приводит к систематическим проблемам, с которыми надо что-то делать. Когда мои коллеги поехали в Финляндию знакомиться с их системой образования, они встретились с министром образования страны. И тот сказал: «Вы знаете, когда я был молодой, очень мечтал быть учителем, но к сожалению, я не смог преодолеть конкурс, и меня не взяли. Поэтому пришлось стать министром образования». Дай бог нам суметь выстроить систему отбора, при которой лучшие кадры будут рваться стать учителями без какой-то супервысокой зарплаты. Кстати, в Финляндии у учителей зарплаты чуть выше среднего по стране. Но в обществе, среди людей, все знают, что если этот человек — учитель, то он достиг очень многого в жизни, просто величина. 

 — И все-таки где мы должны брать учителей — только у себя или приглашать независимо от национальности, культуры? Как вы решили этот вопрос в вашей школе?

— У нас в Армении есть особенность: государственный язык — армянский, государство практически мононациональное. Поэтому преподавание у нас идет на армянском языке, а это сразу ставит ограничение на преподавание у нас учителей из других регионов и стран. В Дагестане, где преподавание идет в основном на русском языке, ситуация намного гибче. Можно привлекать учителей со всей России. Никогда это не мешает национальному развитию, наоборот — это помогает. Хуже всего развиваются народы, которые меньше всего берут у других. А максимально успешны те, кто имел доступ к мировым науке и искусству. Очень трудно, живя у себя в ауле, стать великим ученым. Поэтому такое привлечение педагогов надо только поощрять. Школа является национальной не только потому, что в ней, ну, например, преподают все лезгины, а потому что она является продуктом того сообщества, которое здесь живет, его частью. Даже если в ауле в школе будут преподавать все приглашенные педагоги, она будет хорошей, если сможет ставить перед детьми такие цели, которые связаны с развитием родного аула, на уроках будут контекстуально обсуждаться вопросы и проблемы, которые связаны со своей землей и так далее. А оторвать от земли и сделать глобальной можно любую школу, даже если в ней все учителя из этого же села. 

— И в завершение нашего разговора не могу не обратиться к вам за своего рода помощью. Ваши педагоги при необходимости смогли бы провести консультации для своих дагестанских коллег, например, в формате видеоконференцсвязи? И есть ли уже такая практика с другими регионами?

—  Совсем недавно у нас были гости — директора подмосковных школ. Мы сделали для них ознакомительную и содержательную программу, семинары. Из Татарстана к нам уже две делегации приезжало. Мы постоянно делись своим опытом, делаем это с удовольствием. Иногда люди из сферы образования приезжают к нам неформально. Мы их принимаем, обо всем рассказываем, показываем, приглашаем посидеть на уроке. Мы открыты, любим общаться. Потому у всех людей, которые к нам приходят, мы еще и учимся. Развитие ни одной школы невозможно вне общения, обмена опытом, знаниями, навыками. 

— Спасибо вам большое. Очень надеюсь, что это наше не последнее интервью, и что наши педагоги, эксперты в образовании будут сотрудничать с вашими специалистами для роста и развития образования в республике.