Что удивляет бабушек в современной жизни

Я всегда прошу и даже достаю всех своих знакомых просьбой посоветовать мне интересных людей для рубрики. Иногда человек сковывается, и у него не удается узнать ничего интересного, а порой герой превосходит все ожидания. Пожалуй, разговор с Тавус был самым необычным.

В ожидании интересной беседы

Отвел меня к ней Гаджимурад и ничего толком не рассказал. «Это такая женщина, которая бывает везде и никого этим не раздражает. Она активистка села Наказух. Очень многое повидала в своей жизни. Ну, ты сама поговоришь и узнаешь», — сказал мне редактор по пути, и я расслабилась в ожидании интересной беседы. Мы приехали к частному дому с воротами из «старой Махачкалы», как я их называю. Дом не новый, и ворота тоже. Крапива сушится на столе во дворе, пахнет молоком, пластиковые баклажки с ним вдоль стены, и нас встречает женщина в темной одежде. Она обнимает меня, целует как родную внучку и, улыбаясь, что-то говорит Гаджимураду. Речь идет на аварском, и я ни слова не понимаю. Стол накрыт, но этого оказалось мало; племянница Тавус готовит чуду с сыром, и идут споры: готовить или нет национальный хинкал. Все же нет... Жаль. Я жду, пока закончатся расспросы о здоровье, родственниках и мы переключимся на работу. И вот сижу я, ем глазами разрезанные помидоры в тарелке, а тут редактор: «Она не говорит на русском. Я буду переводить». КА-А-АК?! ПОДСТАВА!!!

Скажу заранее, что говорили мы долго, и 98% времени я была предметом интерьера, а остальные 2% я ела и запивала все чаем.

Отец-благотворитель

Тавус Абдулаева родилась в 1938 году в селе Наказух Гунибского района в семье зажиточного горца. Ее отец был женат дважды (не одновременно) и содержал пятерых детей (мог себе позволить). Он их содержал, они его любили, и все было прекрасно, пока «железный советский кулак» не влез в эту идиллию. У Абдуллы забрали 2400 баранов, 18 лошадей, все пищевые запасы из амбаров и непищевые из остальной части дома. «Обиднее всего то, что он не был жадным. Всегда делился, раздавал, кормил бедных. В один холодный год он сшил на заказ 18 шуб и отдал малоимущим семьям. Очень часто резал крупного быка и раздавал односельчанам мясо», — рассказывает она.

Он перенес такой госграбеж мужественно, но не смог сдержать слез, когда забирали его любимую лошадь. Живо представляю эту картину: солдат выводит из сарая вороную лошадь с густым хвостом, она вся переливается под солнцем...

Сижу в ожидании очередного перевода от Гаджимурада и нагло делаю вид, что что-то понимаю. Смотрю на Тавус, киваю моментами... И тут она заплакала. Плачет, вытирает слезы, голос сразу сел. Гаджимураду неловко прервать ее, чтобы объяснить мне, в чем дело. «Это она вспомнила, что отца сослали и в каком состоянии он был в тюрьме», — шепчет редактор.

Сослали его в тюрьму близ Буйнакска на три года и шесть месяцев. А вот тут уже случилась настоящая подстава. По закону (по паршивому закону) он должен был отсидеть три года, но нашелся проныра, который, воспользовавшись малограмотностью Абдуллы, оформил документы на свое имя и вышел из заточения вместо него. Эти шесть лишних месяцев никак не были компенсированы. То есть ничего страшного, пусть скажет спасибо, что вообще целым выбрался.

Тавус рассказывает, что он узнал об этом и вышел вообще оттуда благодаря земляку-надзирателю Омару Махадилову. «Моя бабушка пошла пешком с провизией навестить его в тюрьму. 180 километров прошла пешком, оставалась ночевать в попутных селах. Ей встречались хорошие люди, но были и такие, от которых приходилось по полям посреди ночи бежать. Она встретила своего сына в таком истощенном состоянии, что потом еще долго не могла в это поверить», — говорит Тавус.

Потом женщина отправила с мешками продуктов гонца из села, чтобы сын хоть как-то поправил свое здоровье. Тот же надзиратель, зная, что эти мешки разворуют у Абдуллы за ночь, предложил оставить все у себя на сохранение и добросовестно выдавал по чуть-чуть во время своих дежурств.

Она рассказывает очень много, но Гаджимурад переводит от силы два предложения. Я требую большего, и он мне объясняет, что она, возмущенная несправедливостью, говорит об одном и том же. Мы пытаемся перевести разговор в другое русло: «Расскажите о себе, о муже своем. Как вообще вы познакомились?». Наверное, все люди считают, что им нечего рассказать и все у них в жизни посредственно. Вот и Тавус никак не хочет переключиться с плохих времен на хорошие.

За чашкой согратлинского чая

Я пью очередной стакан «согратлинского» чая и мысленно взваливаю весь груз ответственности на плечи редактора. Так легко и удобно стало! Если я раньше и думала, что в языках есть какие-то похожие слова и при сильном желании можно понять человека другой национальности, то сейчас твердо убедилась, что нет. Вот проскользнуло «Кети Пери», «Азбар», «идол» и «Kiss», но вряд ли сама Тавус знает, что произнесла эти слова.

Не знаю, как произошел этот переход, но мне переводят, что в свои неполные девятнадцать Тавус накосила для колхоза шесть тонн сена, выкопала гектар картошки, и это не считая собственных земель, которые тоже надо было привести в порядок. Пока я быстро записывала, она встала к стулу, что-то рассказала и, подняв палец, начала говорить не своим голосом. Кого-то пародирует, поняла я. «Она рассказывает, что, когда была на последнем месяце беременности, не смогла выйти в поле и два дня пролежала дома. Сельчане, заметив ее отсутствие, пошли жаловаться главе сельской администрации. Там собрали совет, вызвали ее и собирались отчитать. Но глава администрации, увидев, как она с трудом плетется, отругал доносчиков и разрешил ей отдыхать», — переводят мне.

У нее шестеро детей, и каждого она устроила в жизни. «Не могу сказать, что я полностью удовлетворена детьми, но рада, что они не террористы, не наркоманы, не пьют и не воруют», — говорит она.

Дом из старой Махачкалы

Дом, в котором нас приняли, она купила еще в 70-х годах, чтобы детям было где жить, пока учатся в университетах. Каждому из них она дала образование и благодаря своей предприимчивости купила по квартире или дому в городе. Не надо сейчас завидовать. Это все добыто нелегким трудом. В каждую копейку вложены пот и неженские, на мой взгляд, усилия. Смотрю на Тавус и понимаю, что передо мной не женщина, а скала.

Вот она в свои 22 года, на седьмом месяце беременности, вместе с другими тремя девушками перегнала 80 коров и 12 ослов с кутана в Наказух. Это на каждую девушку по 18 коров, которых надо было доить и делать сыр из молока. Нет, вы представьте такую ситуацию в нынешних условиях. Это невозможно!

Молочная бизнес-леди

Ее муж Али был чабаном, и однажды в суровую погоду ушел легко одетый, после чего заболел менингитом. После того случая он болел сильно, часто и долго лежал в больнице, и все заботы о семье легли на плечи нашей героини. Она нашла себя в торговле молочными продуктами. Жила на кутане и приносила (пешком) огромные сумки с товаром, чтобы реализовать в Махачкале и прокормить своих студентов. Она и сейчас не забросила свой бизнес. Многие знают ее дом на Оскара и приходят за свежим молоком, сметаной или творогом.

Бабушка Тавус не вышла замуж по любви. «Тогда не знали, что такое любовь», — говорит она. С самого детства приходили свататься разные семьи, но отец отдал за Али. «Как только меня засватали, поставили махар, чтобы я не передумала, и жених куда-то уехал. Я была боевой, любила свадьбы, веселье и всегда бывала в центре каких-то событий в селе», — смеется она.

Во время одной из свадеб в селе мама заставила Тавус готовить дома аварский хинкал. Она не могла перечить матери и очень огорченная начала возиться с тестом. Но отец увидел эту сцену и сказал жене отпустить девочку веселиться, пока у нее сердце не разорвалось. Бывало, что друзья Абдуллы забирали его маленькую дочку и с шумом ходили по селу в поисках новой жены для него. Приходили в дом к молоденьким девушкам и забирали их на смотрины к «жениху». Все знали, что это шутки, и после со смехом собирались за накрытым столом.

Невеста-бунтарь

Свою же свадьбу она вспоминает со смущенной улыбкой. Не захотела надеть национальное платье и попросила тетю сшить обычное. Вот бунтарь в каждом своем проявлении! Очень увлеченно начала рассказывать про свадебную обувь. Не думала, что так долго можно говорить о паре обуви. «Их папа купил маме, а потом уже я унаследовала. Носила до тех пор, пока не украли. Там были серебряные вставки, узоры, вышитые бисером… Очень бы хотела их сейчас увидеть. Люблю я красивую обувь», — говорит она, и даже мне уже жаль, что их украли.

В какой-то момент все повернулись ко мне и начали загадочно улыбаться. «Что? Что происходит? Что вы говорите? Я хочу знать!» — я в панике, а они продолжили разговор, бросив меня в неведении. Гаджимурад произнес долгую речь с включением слов «холодильник», «Адам», «телевизор» и «конфета». Это был вопрос о том, что больше всего в современной жизни удивляет Тавус.

Долгое прощание

«Я никогда не могла подумать, что у каждого будет своя машина. Помню, как в село впервые приехал автомобиль — это был повод для разговоров на ближайший год. Я все расстояния проходила пешком, очень часто с тяжелыми сумками, и сейчас для меня это удивительно. Не думала, что можно будет услышать голос человека на таких дальних расстояниях по телефону», — говорит она. Электричеству, по ее словам, в селе были рады не все. Некоторых возмущало, что теперь всю грязь в углах видно.

Накормленные, напоенные и довольные беседой, мы по-дагестански долго прощаемся с Тавус. Она напоследок говорит нам много пожеланий. В основном они были адресованы мне (прости, Гаджимурад), но редактор как-то скупо их перевел. Я уверена, что они были душевными и пропитанными лаской. «Всего хорошего тебе желает. Чтобы ты по любви вышла замуж и не убегала от жениха, когда увидишь где-то, как у нас бывало. Чтобы в кино ходила, гуляла с ним в парке. Сейчас уже разрешают молодым общаться, и я считаю, что это правильно», — переводят мне.

Пожелания такие же долгие, как рассказ про обувь. «Она меня полюбила», — понимаю я. Все наши бабушки самые любвеобильные и самые мужественные.