«Мама категорически боялась отпускать меня за пределы республики»  

Ваше дело. Интервью №19

— Руслан Курбанов. Многие уже знают как Вейлин, но это творческий псевдоним. Родился в 1989 году, селение Чинар, Дербентский район. Родители выходцы из разных сел Агульского района. Оба педагоги, мама учитель английского и организатор-воспитатель. Мое детство прошло в театральных выступлениях на английском и на русском языках, которые мы показывали в сельских школах района.

— Ты закончил 10-летку в Чинарской школе?

— В 2005 году экстерном сдал экзамены в школе и поступил сюда в ДГУ, на отделение журналистики. Закончил в 2010 году. Практику проходил в Москве, на Останкино. В Дагестане работал на телевидении. Делал программу «Колеса» вместе с Газиевым, потом около года работал соведущим с Патимат Расуловой «Говорить разрешается».

— В каком году начал заниматься фотографией?

— В 2012 или 2013 году я окончательно завязал с журналистикой. До этого как-то совмещал. Мы с Миланой Омаровой, которая сейчас замужем в Штатах, еще в 2009 году открыли первую фотостудию в «Доме быта». Мы хотели уйти в сторону от дагестанских свадеб и делать коммерческую, рекламную фотографию. Но это было не востребовано. И чтобы выживать, приходилось брать свадьбы, виньетки для школ и т.д.

Потом мы переехали на Дахадаева. Затем открыли студию на Котрова, «Лимон». Вот так у нас коммерческая составляющая росла. Я открыл фотошколу, я обучил человек 40, т.к. нам нужны были кадры. Артур Ефремов одолжил мне книжку Сергея Расулова-старшего, и мы на базе этой книги создали курс. Сейчас человек семь из этой студии — известные фотографы. Но мне казалось, что большинство не будут заниматься фотографией.

— Но фотографию ты тоже оставил?

— Мне стала надоедать фотография потому, что коммерчески приходилось заниматься тем, что не любишь, та же самая свадебная фотография. Я всегда метался между тем, что хочу делать, и тем, что приходится делать. Поэтому я начал заниматься дизайном. До поступления на журналистику я хотел поступить на дизайнера, это было Питер или Москва. Но мама категорически боялась отпускать меня дальше Дагестана.

В общем, я вернулся к своему призванию. Компьютеры и Интернет позволяли заниматься самообразованием. Но мне все равно пришлось выезжать в Москву.

— Как попал в Китай?

— Сначала Артур Мамаев стал заказывать фотографии для газеты «Черновик». После этого он предложил работать с логистической компанией, которая работала с Китаем. Сначала им нужны были небольшие работы, потом понадобился логотип, и мы стали сотрудничать. Пошел заработок. И я стал принимать заказы на каталоги. Фотография приносила больше, но здесь ты получал за то, что нравится.

В тот период я был трудоголиком. Я часто ночевал в студии, носил с собой ноутбук. После меня позвали поработать на выставке в Китае. Я должен был работать над стенде компании, продававшей вешалки. Мы сделали каталог под лозунгом «объединенные цвета…», т.к. в нашей команде были ребята с разных континентов и разных цветов кожи. Я здесь попытался собрать из деревянных вешалок динозавра. Но он получился огромным, и нам пришлось оставить его здесь.

В Китае я познакомился со многими дагестанскими бизнесменами. Один из них был поставщиком водяных насосов, который до этого придумал бренд, но не зарегистрировал его, что привело к тому, что другая компания зарегистрировала на себя. И мне заказали новый бренд. Затем другие дагестанцы стали заказывать свои бренды и упаковку.

Тогда в Китае мне понравился климат. Кроме того, был спрос на дизайнеров. Помню, ко мне подходили на мебельных фабриках и фотографировались со мною.

— Домой когда вернулся?

— Все получилось как-то по-дагестански. Я прилетел на свадьбу брата и сам женился. Наступил кризис 2014 года, и Китай ровно вдвое подорожал. Я понял, что будет тяжело ездить туда и обратно. Но все, что ни случается, все к лучшему.

Мои друзья захотели открыть кофейню. Они пришли ко мне, и я занялся всем дизайном проекта. Так зародилась сеть Donutsday. Это было летом 2015 года.

— А когда ты сделал кафе на Оскара?

— Я должен был на Пушкина в одном здании получить офис. Отдал деньги, но неправильно оформил договор с непонятным прорабом и лишился денег, не получив офиса. Это была моя юная ошибка. На Оскара я хотел сделать себе квартиру, затем показал своим друзьям эту точку. Они мне заказали логотип и концепт.

— Дизайн — это дорогая игрушка? Жили же в СССР без дизайна…

— Чего? Без дизайна? Да нет, в Советском Союзе как раз была сильная школа дизайна и архитекторов, тот же Родченко. Конечно, самой профессии графического дизайнера не было, особенно в диджитал-сфере. Это мы просто получили новые технологии.

— Ты рассматриваешь технологии как инструмент или нейросети уже вас победили?

— Конечно, много людей останется без работы. Это тоже как компьютеры или фотоаппараты. Были художники, и на их место пришли фотографы.

— Есть какая-то дагестанская линия дизайна?

— Ты говоришь про аутентичность? Я с таким не экспериментирую. Я подвязан с коммерческим дизайном, там задумываешься, как это будет работать. Но я за эстетику, т.к. в мире красивое работает лучше.

— Где ты себя видишь через 20 лет? Будешь ли ты работать в дагестанских горах?

— В горах неплохо жить, если у нас будет инфраструктура, как в Швейцарии. Но я очень теплолюбивый. После того как пожил на острове Бали, где 365 солнечных дней, для меня тяжело осознавать смену сезона, хандра творческая. У меня нет возможности планировать что-то дальше, чем на полгода.

— Ты там идентифицируешь себя как дагестанский дизайнер?

— Я себя не привязываю к месту. Конечно, этника может просыпаться в каких-то проектах. В целом нужно экспериментировать со всем.