в интервью «НД» оценила деятельность Рамазана Абдулатипова на посту главы республики, рассказала, какие ошибки совершают силовики и власти в борьбе с терроризмом, обозначила проблемы, с которыми столкнутся «Курорты Северного Кавказа» в Матласе.

Плюсы и минусы Абдулатипова
— Недавно исполнился год, как во главе Дагестана появился новый руководитель. Какую оценку вы дадите его работе?
— Заняв пост, Абдулатипов правильно сформулировал многие проблемы республики: клановость, коррупция, неэффективность управленческого аппарата. И первые шаги на пути их решения внушили надежду. Были отправлены в отставку многие главы районов, в отношении некоторых возбуждены дела о коррупции, меньше чем через полгода после прихода Абдулатипова был арестован мэр Махачкалы Саид Амиров, позиции которого казались совершенно незыблемыми. Наконец, публично стали заявлять о связях коррумпированных чиновников и подполья. Для оздоровления ситуации в республике необходимы были не только аресты, но и укрепление верховенства права, так как в противном случае изменение баланса сил может привести только к переделу сфер влияния, особенно учитывая сложную этническую картину республики. Однако борьба с кланами на этом, кажется, и остановилась. Из республики были устранены два крупных игрока-даргинца — Магомедсалам Магомедов и Саид Амиров. А о серьезных результатах расследования коррупционных преступлений пока не слышно, не произошло очищения МВД республики.
Рамазану Гаджимурадовичу в наследство достался ряд серьезных проблем, связанных с межэтническими взаимоотношениями в республике. В прошлом году возросла напряженность вокруг восстановления Ауховского района (кстати, Абдулатипов на встрече с главой Чечни Кадыровым обещал довести этот процесс до конца). Но даже если процесс переселения лакцев будет завершен, останется проблема отношений между аварцами и чеченцами, особенно в селах Ленинаул и Калининаул. Были столкновения кумыков и лакцев вокруг земель на Карамане. Вообще, «кумыкская» тема, то есть земельные вопросы, звучала достаточно громко. Нарастает напряжение в Южном Дагестане, вокруг Самура. Все это требует решений.
При Абдулатипове силовые структуры получили практически полный карт-бланш и, кажется, совсем не координируют свои действия с республиканскими властями. В последнее время правозащитники неоднократно сталкивались с проблемой, что во время проведения спецопераций невозможно связаться ни с кем из представителей властей. Если раньше, когда действовала Комиссия по адаптации боевиков, в таких случаях можно было звонить ее председателю, то теперь создан некий новый орган с очень широким мандатом и неясными процедурами. И хотя заявляется, что через него прошли реабилитацию несколько десятков человек, процесс этот непрозрачный и оценить качество работы комиссии достаточно сложно.
В 2013 году сохранился тренд на снижение числа жертв вооруженного конфликта. Но снижение было уже не таким значительным — на 8% к данным предыдущего года по сравнению с 15% в 2012, согласно данным агентства «Кавказский узел», которое уже много лет ведет свою статистику. Особенно тревожит то, что в Дагестане значительно возросло число жертв среди гражданского населения — почти на 50%. Это, пожалуй, может служить еще одним свидетельством неизбирательного подхода в борьбе с подпольем. Возобновились и масштабные теракты за пределами Северного Кавказа, самые крупные из которых — три взрыва в Волгограде — проведены, согласно версии правоохранителей, дагестанским подпольем.
Не ведется диалог с умеренными салафитами, начатый при президенте Магомедове. В августе прошлого года состоялась встреча Абдулатипова с религиозными лидерами, но за этим не последовало никаких других шагов. А такие действия, как создание народных дружин для борьбы с экстремизмом, только углубляют раскол в обществе.
В целом гражданским организациям взаимодействовать с республиканским руководством стало значительно сложнее, власти стали более закрытыми.

Салафиты бывают разные
— В вашем докладе говорится, что подготовка к Олимпийским играм обернулась жесткими силовыми мерами по обеспечению безопасности на Северном Кавказе, в частности в Дагестане. Хотелось бы уточнить: в чем именно вы видите жесткость и к чему она, на ваш взгляд, может привести?
— Одним из главных вызовов безопасности Олимпиады является террористическая активность северокавказского вооруженного подполья, лидер которого Доку Умаров в июле прошлого года призвал своих сторонников сорвать Игры. В ответ на это власти приняли беспрецедентные меры безопасности в Сочи и вокруг. С начала 2013 года начались активные жесткие силовые действия по подавлению подполья на всем Северном Кавказе. Согласно заявлениям силовиков, главным образом меры по обеспечению безопасности накануне Олимпиады были направлены на Дагестан, который остается центром активности вооруженного подполья и где в прошлом году, по официальным данным, произошло подавляющее большинство из всех преступлений террористического характера; в последние годы выходцами из Дагестана были совершены теракты с самоподрывами в разных регионах страны, за последние взрывы в Волгограде также взяло на себя ответственность дагестанское подполье.
Но использование исключительно жестких силовых мер, скорее, приведет к усложнению ситуации в регионе, чем к ее умиротворению. Так, в Дагестане начатые при прежнем президенте Магомедсаламе Магомедове попытки адаптации боевиков и диалог с умеренными, не прибегающими к насилию, салафитами сменились волной репрессий против мусульман-фундаменталистов. Под давлением были закрыты почти все гражданские и бизнес-инициативы салафитов — школы, детские сады, медресе, халяльные кафе, большинству умеренных салафитских лидеров пришлось покинуть Дагестан. Во второй половине 2013 года проводились массовые задержания салафитов в мечетях, кафе, домах, людей доставляли в участки, снимали отпечатки пальцев, фотографировали. Сообщалось о случаях фабрикаций уголовных дел в их отношении. Началось преследование родственников боевиков; в прошлом году их дома взрывали в Буйнакске, селах Новосаситли и Гимры. За несколько недель до Игр сообщалось, что правоохранительные органы заявили салафитам из Буйнакска, что им нельзя покидать Дагестан на период Олимпиады. Аналогичные сообщения поступали из Губдена.
Власти очевидным образом неизбирательно подходят к салафитам, применяя жесткие меры и к тем, кто не прибегает к насилию. Эти шаги, возможно, позволят временно подавить активность вооруженного подполья, но не решат стоящих за ней проблем. Напротив, это может привести к еще большей радикализации. Несколько лет назад аналогичные репрессивные меры против общины умеренных салафитов в Кабардино-Балкарии привели к ее трансформации в вооруженную группу и нападение на Нальчик в октябре 2005 года. На сегодняшний день салафитское сообщество Дагестана значительно больше, лучше организовано и более активно, чем в КБР в 2005-м. Выдавливание его из правового поля чревато непредсказуемыми последствиями.
После окончания Олимпиады будет намного сложнее, если не совсем невозможно, вернуться к модели диалога с умеренными исламистами или к адаптации боевиков, даже если на то появится политическая воля.

Кризис антитеррора
— В Дагестане в последнее время проходит множество заседаний, посвященных борьбе с терроризмом, экстремизмом. Ощущение, что они проводятся для «галочки». Вы, как человек знакомый с ситуацией в Дагестане, в чем видите эффективность противостояния террору?
— Для противостояния террору нужен целый комплекс мер, рассчитанных на долгосрочную перспективу. Прежде всего необходимо возвращать доверие людей государству. Дагестан — это не только место, где совершается больше всего террористических преступлений в стране, но и регион, в котором государственные институты разложились в наибольшей степени, были, по сути, приватизированы. Современные теракты, в подготовке которых задействованы, как правило, всего несколько человек, невозможно предотвратить без хорошей агентурной и оперативной работы, а для этого нужно, чтобы жители республики доверяли силовым структурам, а не боялись их, необходимо повышать профессионализм и защищенность самих сотрудников. В ситуации, когда жители Северного Кавказа видят абсолютную безнаказанность силовых структур за совершенные ими преступления, нарушения прав человека, идеологам вооруженного джихада значительно проще вести свою пропаганду. Властям необходимо бороться за сердца и умы своих граждан.
Но мы видим, что в последнее время ставка делается исключительно на силовые методы и установка на это идет из федерального центра. Сворачивание «мягких мер», аналогичное дагестанскому, происходит и в Ингушетии. Новые жесткие заявления против «ваххабитов» Рамзана Кадырова и последовавшая волна задержаний салафитов наблюдается в Чечне. Вспомним и обыски в домах четырех членов Духовного управления Северной Осетии в январе этого года. В КБР гражданский глава республики Арсен Каноков был заменен генералом МВД, отвечавшим прежде за борьбу с экстремизмом, Юрием Коковым, что тоже говорит о силовом подходе.
Законодательные инициативы последнего времени закрепляют коллективную ответственность родственников боевиков, выбивают почву из-под процесса реабилитации боевиков. Принятый в России осенью закон предусматривает возможность возмещения нанесенного терактами ущерба за счет средств родственников террористов, и это может привести к еще более глубокому расколу в обществе. Снова государство, вместо того чтобы сделать родственников боевиков своими союзниками, так как чаще всего именно родители более других заинтересованы в возвращении своих сыновей живыми, противопоставляет их себе. Внесенный на днях в Госдуму проект предполагает увеличение срока наказания до пожизненного за создание и членство в незаконной вооруженной группе, прохождение обучения в лагерях террористов или финансирование терроризма, до 20 лет — за пособничество терроризму. Предлагается исключить возможность условного наказания, оно не может быть смягчено или отсрочено. Таким образом, у тех, кто еще не совершил серьезных преступлений и пожелает сдаться, — часто именно такие люди раньше проходили через Комиссию по адаптации, — не остается для этого никакой возможности.
Региону нужен прочный мир, а не новые массированные операции силовых структур. Однако сейчас правительство выбрало курс, который сводится к политике неизбирательных жестких силовых мер, направленных на продолжение борьбы с террористами «до полного их уничтожения», как сказал президент Владимир Путин в своем новогоднем обращении в канун 2014 года.

Недружелюбные дружинники
— Глава Дагестана Рамазан Абдулатипов недавно заявил, что нужно возобновить работу дружинников в качестве одного из способов борьбы с терроризмом. В Махачкале, кстати, я видел в нескольких местах объявление о том, что набирают молодых людей в дружинники для патрулирования кварталов. Подобные отряды в сегодняшней обстановке в республике, на ваш взгляд, хорошая идея?
— Это весьма опасная практика. В ряде случаев дружины формируются из последователей суфийского ислама и оказываются вовлеченными во внутрирелигиозный конфликт, длящийся в республике с 1990-х годов. Так, решение о создании народной дружины в селе Хаджалмахи Левашинского района обосновывалось «необходимостью бороться с ваххабитами». После создания дружин весной 2013 года более 20 семей салафитов покинули село. Семь салафитов, по сообщениям, были убиты, включая женщину. С октября по декабрь в махачкалинском пригороде, пос. Ленинкенте, полицейские, как сообщалось, вместе с дружинниками из числа суфиев не позволяли мусульманам-фундаменталистам посещать мечеть для пятничной молитвы. В конечном итоге это привело к насильственному столкновению 15 ноября, в котором шесть человек были ранены, двое — очень серьезно. Ситуация в Ленинкенте имела очень широкий резонанс в салафитском сообществе республики.
Эти случаи применения насилия показывают опасность народных дружин. Вместо того чтобы поддерживать, местные власти должны их запретить и особенно не позволять вмешиваться в этнические или религиозные конфликты.
Неэффективность и репрессивные методы, применяемые полицией, в сочетании с тем, что население все чаще берет на себя функции обеспечения безопасности, в конечном итоге могут привести к еще большему насилию и нестабильности.

Матласский вопрос
— В докладе вы уделили внимание развитию туризма в кавказских республиках. На ваш взгляд, насколько это реальные проекты и что им может помешать реализоваться? Какие препоны, например, могут возникнуть в Дагестане?
— Создание туристического кластера на Северном Кавказе заявлено как одно из центральных и наиболее перспективных направлений в стратегии развития СКФО, и Олимпийские игры станут своеобразным открытием этого амбициозного, дорогостоящего и рискованного проекта, учитывая, что привлекать туристов планируется и в те районы, где активно идут операции по борьбе с вооруженным подпольем. Цель компании «Курорты Северного Кавказа» — создать десять крупных курортов мирового уровня, в том числе в Дагестане и Чечне, которые в последние годы особенно сильно пострадали от конфликта и насилия. Проект планирует привлекать 3,5 миллиона туристов в год и создать не менее 160 тысяч рабочих мест, кластер займет 268 тысяч га; предполагается, что его стоимость составит как минимум 15 миллиардов долларов. Для строительства курорта «Матлас» в Дагестане планируется привлечь 30 млрд рублей инвестиций, что позволит создать десять тысяч рабочих мест.
Северный Кавказ обладает уникальными природными возможностями как для горнолыжного спорта, так и для развития бальнеологии. И хотя в Матласе возможности для катания на лыжах, по мнению экспертов, ограничены, но, учитывая наличие источников минеральных вод и захватывающие виды с Хунзахского плато, курорт можно посещать и в летнее время; можно рассчитывать на туристов из исламских стран. Но для привлечения туристов и инвесторов необходимо решать проблемы, связанные с обеспечением безопасности, гарантией прав собственности, землепользования и вообще верховенства права. Серьезным вызовом является и негативный имидж Северного Кавказа как нестабильного региона и напряженные межэтнические отношения в стране.
Большинство мест, выбранных КСК для кластера, достаточно безопасные. Самыми безопасными можно назвать курорты в Карачаево-Черкесии, Ставропольском крае и Северной Осетии. Дагестанский Матлас тоже находится в достаточно хорошо защищенной и спокойной части Хунзахского района. Однако, учитывая общий уровень насилия в республике, которая остается абсолютным лидером по числу жертв и террористических актов, невозможно исключить инфильтрацию боевиков, когда курорт будет открыт, равно как и гарантировать безопасную доставку туда туристов. В своем докладе мы рекомендуем запустить проект в Дагестане, как и в Чечне, только после того, как ситуация в сфере безопасности в этих республиках будет значительно улучшена и будут приняты неотложные меры для обеспечения принципа верховенства права и соблюдения прав человека.
Еще одним серьезным вопросом является взаимоотношение КСК и властей с жителями тех мест, где планируется строительство. Опыт Сочи, где под строительство олимпийских объектов изымались дома и земельные участки, показывает, что этот процесс далеко не всегда был справедливым и прозрачным. В Дагестане, как и в Кабардино-Балкарии, курорт запланирован в местах, где люди традиционно занимаются животноводством и используют земли под пастбища. Планируется, что при создании свободных экономических зон (СЭЗ) земли будут изыматься на 49 лет. Заявлено, что под Матлас будет выделено 150 кв. км земли, но близлежащие села пока ничего не получили взамен, кроме обещаний развития инфраструктуры и возможного трудоустройства на курорте. Районный и муниципальный бюджеты тоже не получают никаких заметных поступлений из-за специфики вводимой системы налогообложения в СЭЗ. В мае 2012 года жители двух сел отказались передавать землю. И хотя новый директор КСК Сергей Верещагин пообещал в августе 2013 года, что строительство не начнется, пока не будут решены земельные проблемы, 20 января этого года во время его визита в Махачкалу Рамазан Абдулатипов заявил, что проект стартует уже в марте в прибрежной зоне и в начале лета в Матласе, пообещав, что никаких препятствий со стороны местного населения не будет.
Для того чтобы избежать обострения ситуации еще до запуска проекта, необходимо обеспечить добровольное согласие местных общин на строительство курортов и одобрение ими проекта; урегулировать все земельные споры, а при изъятии земель предоставить альтернативные участки и юридические гарантии животноводам; гарантировать права собственности и условия имущественных договоров при строительстве; при наборе персонала отдавать приоритет местным жителям как во время строительства, так и после запуска курортов; институционально закрепить роль местных общин в принятии решений и приложить все усилия к тому, чтобы они располагали полной информацией, а их мнение учитывалось при строительстве курортов.
Это был очень сложный, предолимпийский год, когда во многом политика по Дагестану была отдана на откуп силовым структурам. В такой ситуации главе непросто привлекать инвестиции и развивать республику. Но без диалога с самыми разными группами в дагестанском обществе невозможно будет решать проблемы. Хочется надеяться, что в будущем власть станет более открытой.