Муху Алиев: нужна политическая модернизация

05.11.2025 08:40

Проект «Неудобный канал» разместил видео с интервью первого президента Дагестана Муху Алиева.

«НД» расшифровало в текст интервью, т.к. опытный эксперт Муху Алиев дал оценку не только прошедшим событиям в республике, но и обозначил ключевые проблемы, о которых почему-то уже несколько лет в Дагестане не принято говорить на высоком уровне. При этом Муху Алиев ответил на вопрос о первых шагах, которые необходимо сделать для решения проблем отсталости региона.

– Вот мы немного прошерстили ваши мемуары, и вы говорите, комментируя то, что происходило в нашей стране вот с момента перестройки 90-х и так далее, вы пишете о вашей неудовлетворенности и даже о каком-то полном разочаровании тем, как федеральный центр проводил реформы, в том числе в Дагестане. Также в своих мемуарах вы пишете, что такое откровенное признание у вас есть, я цитирую: «Более 15 лет возглавляет Дагестанский парламент и он нес и свою долю вины и ответственности за это». За что именно вы чувствуете острее вину?

– Это неудобный вопрос. Все те события, которые происходили, и хорошие и плохие, они ведь связаны не только с одним человеком, которым во главе стоит республика, исполнительной власти, а со всеми органами власти, и с парламентом, и с правительством и так далее. Я в этом плане только имею ввиду. Потому что нынешняя структура власти в Дагестане, главный орган власти, как бы это исполнительная власть. Может быть это и правильно. Но парламент имеет свои рычаги влияния на эту власть. И я бы не сказал, что парламент был пассивен, он там не влиял на ситуацию, но это влияние, видимо, недостаточно было, потому что обстановка была достаточно сложная в то время. Хотя не всё от нас зависело.

– Все-таки вот после вас был Магомедсалам Магомедов, руководил республикой, Рамазанов Абдулатипов, Владимир Васильев, и вот ни один из них не досидел до конца своего срока. Как вы считаете, с чем это связано?

– Это не ко мне вопрос.

– Вы считаете, это тенденция или случайность?

– Это не ко мне вопрос, но я хочу вам сказать, что это плохо. Когда руководителю не дают работать до конца, если у него есть четкая программа и что-то получается, надо давать работать. А так бесконечная смена руководителей ни к чему хорошему не приводит. Республика развивается, и при всем этом наша республика развивается, потому что Москва помогает, и финансово помогает, и там, где надо. У нас проблем безопасности нет и так далее. Но есть другие вопросы, которые не решаются. Поэтому, когда идет вот такая чехарда руководителей, и через каждые 2-3 года вот ждут, когда же и кем заменят.

– Я читал одного исследователя, который, описывая имперскую политику в XIX веке на территории Дагестана, он охарактеризовал ее как бекизация. То есть, по его мнению, официально Санкт-Петербург сделал ставку на ханов, беков, чтобы управлять регионом. И какие бы жалобы от народа не шли туда, на их произвол, самоуправство, на это все смотрели сквозь пальцы. И вот такой вопрос, все это вызвало отторжение народа от власти. Когда в 90-е Москва сделала ставку на кланы, не повторила ли она ту же ошибку и не произошла ли новая бекизация Дагестана?

– Во-первых, Москва ставку на кланы не делала. Официально это никогда не было. Если они возникали, то это не по вине Москвы возникали эти кланы. Ставка там не была официально, и сегодня нет ее. Наоборот, борьба с кланами ведется. Но борьба должна идти не на бумаге, не в докладах, не в лекциях. Она реально должна идти. А реально идет легализация этих кланов.

– Тоже сложный такой момент в истории нашей республики. 5 июня 2009 года в Махачкале был убит министр внутренних дел Дагестана Адильгирей Магомед Тагиров. Вы тогда комментируя это преступление заявили, что министра буквально заманили на свадьбу его непорядочные сослуживцы. Вы до сих пор считаете, что министра подставили?

– Значит, Адельгерей Магомедович был хороший министр. Очень хороший министр был. Часто мне задавали в первый период работы, вот первый год особенно, не собираетесь ли вы менять и так далее. Никаких мыслей на этот счет не было. У него как компьютер была голова. Если где-то что-то произошло, он тут же даже уже знал, кто примерно это может делать. Вот такой человек был он подготовленный. Вот тот день, когда это произошло, предыдущий день, мы с ним расстались в моем кабинете где-то в 12 часу ночи. Он был у меня. И он не собирался идти в этот ресторан, где это всё произошло. Он мне говорил, завтра, Муху Гимбатович, я не смогу доложить вам, как всегда, обстановку. Он приходил рано на работу, то ли в шесть, то ли в семь, когда как. Но в восемь часов всегда звонил мне утра и говорил, вот такая-то ситуация в Дагестане. Там то произошло, там то, там то и так далее. То есть он не собирался туда идти. Но я не могу сказать, что его туда заманили. Но я знаю, что он собирался в Дербент поехать. Убийство не раскрыто, как и многие другие убийства. Хотя мне, например, когда я работал, несколько раз докладывали, даже показывали, как все это происходило. Но почему-то до сих пор оно не раскрыто.

– А правда ли, что он мог стать следующим президентом республики?

– Ну, он был бы не хуже, чем все те, которые работали после него, я думаю. Но я никогда не слышал это. Я потом только это слышал. Люди же у нас бывают всякие. Некоторые говорили, что я его не поддерживал. Некоторые говорили, даже некоторые его родственники, по-моему, этому убеждены. Ничего подобного не было. Я его поддерживал, и он это хорошо знал.

– Об этих кланах, о таких влиятельных политиках, которые были на многих крупных таких должностях, когда вас избрали президентом. Некоторые из них вполне могли претендовать на то, чтобы называть себя хозяевами, если не всего Дагестана, то части Дагестана. Допустим, такие известные люди, как Саид Амиров, Сайгидпаша Умаханов, Сайгид Муртузалиев, Гаджи Махачев, отец и сын Магомедовы, Сулейман Керимов, другие. И вот вы в одной из своих книг пишете, что перед вами была такая щепетильная дилемма, как с этими кланами выстраивать отношения. И вы признаете, что попытка выступить против всех, она была обречена на неудачу. Кланы были настолько сильны, что могли диктовать свою волю государству?

– Вы понимаете, если сформировались кланы, могли претендовать и любой из вас. Это действительно так было и в Дагестане, и не только в Дагестане. Но надо было сформулировать политику, как вести себя в отношении этих кланов. Это надо было вести такую политику, чтобы она не была борьбой с одним кланом, опираясь на другой клан. Это же нельзя делать, тогда смысла нет этой борьбы. Надо так, чтобы эту борьбу понимали и воспринимали они. Чтобы они не были личными врагами твоими. А для этого была сформулирована политика борьбы противостояния этим кланам. Прервать передачу власти по этой лестнице. Отец, сын и так далее. Это второе. Быть равноудаленным от этих всех кланов. Третий и один из главных моментов, не создавать свои собственные. Бороться с другими, если любые собственные создавать, то что это дало быть? Какой смысл этой борьбы в Дагестане? Вот там сформулированы и ответы на все эти вопросы, о которых вы говорите. Я и старался придерживаться этого.

– А то что вот вы, после Магомедали Магомедова стали президентом Дагестана, это была ваша попытка прервать эту цепочку?

– Это не моя попытка была, у меня никакого намерения быть президентом тоже не было. Вопреки даже, я могу сказать, моему желанию это было. Это уже другая история.

– Спустя годы вы считаете себя победителем или проигравшим в этой борьбе?

– Я на этот вопрос тоже отвечал некоторым другим журналистам, что я вообще не измеряю свою жизнь победами или поражениями. Я работал, я служил так, как я считал нужным. Служил в республике, служил в стране.

– Вы как-то в одном из интервью называли себя нерелигиозным человеком. И на ваш взгляд, вообще сегодня религия стала модой? Или люди реально заинтересовались религией, потому что это у них было в крови?

– Провокаторы, конечно, – оценка вопроса журналиста, – Ну, на самом деле, я отношусь спокойно к религии и считаю, что в современных условиях это такое могучее средство для того, чтобы воспитывать людей. А что касается моего отношения, я свободу совести считаю самым главным. Это дело каждого человека. Поэтому в этом смысле он прав. Сегодня, мне кажется, в Дагестане, моё ощущение такое, что молодёжь более религиозна, чем старшие поколения. Может быть, я ошибаюсь, я говорю, потому что насколько она на самом деле религиозна, я не могу судить, но по одежде, по манерам, по гулянию здесь в парке и так далее, я сужу, что она может быть даже более религиозна, кажется, чем старшее поколение. Они даже старшее поколение, может быть, не всегда и признают поэтому эти призывы о традиционных ценностях и так далее. Я даже на эту тему как-то хотел поговорить с муфтием. Думаю, что он скажет. Он-то лучше, наверное, знает это. Вот. Ну, собственно,я ответил, по-моему, на его вопрос.

– Муху Гимбатович, весной 2009 года в Дагестан прилетал с визитом глава Палестинской национальной автономии Махмуд Аббас. Летом того же года вы ответным визитом посетили Палестину, даже взяли с собой ансамбль Лейзгинка. Сейчас там еще сложнее ситуация, явно палестинцам не до танцев. Вот такой вопрос возникает. Народ, который объединяет язык, национальность, вера, так и остался разделенным спустя столько лет между основными какими-то двумя группировками, Хамасом и Фатхой. Почему палестинцы, несмотря на внешнее такое давление, не могут объединиться?

– Он удивлялся, когда был в Дагестане, говорил, вначале я даже не понял его, он сказал, видите, у вас так много народов, а одно государство, говорил он, не республика. Одна республика, а народов много. А у нас народ один, а государств очень много. Удивлялся. Но между собой не ладят эти исламские страны. Между собой не ладят. Поэтому вот так безобразно ведёт себя Израиль сегодня. Вот пользуясь поддержкой Соединённых Штатов Америки, Израиль так безобразно ведёт себя там и будет, наверное, вести. И таких сторонников, кроме того, что словесно обсуждают или осуждают, в Арабском мире очень мало их. А Махмуд Аббас сюда прилетал, потому что те годы тоже события, даже не сегодняшний вопрос. События происходили. В Дагестане были митинги в поддержку Палестину. В Хасавюрте, в частности, был большой митинг. Вот тогда он приезжал и говорил это. Ему даже предлагали не в Дагестан, а он сказал, что именно в Дагестан я должен поехать. Поэтому он сюда прилетал. И до сих пор поддерживает нормальные отношения.

– Был скандал с выдвижением в депутата Госдумы племянника Сулеймана Керимова.

– Вы задаёте вопрос, вы читали книгу?

– Да, читал.

– Там ответ же тоже есть.

– Мы всё-таки хотели бы, чтобы вы тоже рассказали бы людям.

– Ну, там есть ответ. Это целая история там. С выдвижением и приостановлении его. Был выдвинут незаконно и остановлен законно. Если коротко сказать.

– У нас был другой вопрос, связанный с Владиславом Сурковым и позицией Кремля.

– Там есть подробнейший ответ на этот вопрос. В те времена, когда я работал, я давал ответ на это. И давал журналистам. И давал еще более неудобные вопросы, они задавали. 12 часов ночи давал интервью им. Да, и Сурков, и администрация выражали недовольство. Звонили, почему вы дали такое интервью, назвали наши фамилии, а вы действуете, что попало, делаете, я не могу ваши фамилии называть. Там же написано же это

все. Так и бывает и все.

– Вы упомянули Путина, вот вы возглавили республику при Путине, а покинули пост главы при Медведеве. При этом вы достаточно откровенно признаете, что с последним вы не смогли найти того уровня понимания, который у вас был с Владимиром Владимировичем. Какие ваши ожидания конкретно не оправдались?

– Прежде всего, это же был период борьбы с религиозно-политическим экстремизмом. Путин понимал, что Дагестан попал в сложную ситуацию не по своей собственной вине. Мы же начали войну в Чечне, поэтому мы попали не по своей вине в такую ситуацию. И Путин поддерживал это как регион, который не по своей вине попал в такую сложную ситуацию. А когда Медведев пришел, Вот отношение к этому религиозно-политическому экстремизму тоже было такое: это народ в крови, который сидит, вот это терроризм и экстремизм. Вот и подход должен быть соответствующий. Я возглавлял комиссию. Госсовет, есть такой орган, президент, сегодня тоже есть он. Возглавлял комиссию по подготовке вопроса по противостоянию борьбе с религиозно-политическим экстремизмом на заседании Госсовета. Там ученые, там губернаторы того периода, президенты наших республик северокавказских соседей. И в ходе подготовки вопроса смотрю, один говорит так, другой говорит так, третий. Я Владимиру Владимировичу сказал, что эти люди, в принципе, они ошибаются. Это дело не в этом. Да, в Дагестане есть проблемы. Конечно, у нас народ такой своеобразный, но дело не в народе. Вот такая была обстановка. Давайте эту конференцию, мы проведем в Дагестане конференцию. И эта конференция была крупная, международная, не международная, а всероссийская конференция была в Дагестане проведена. Они поняли, что дело не в людях, дело не в дагестанцах, а нужен подход менять в федеральном центре к этому вопросу. Что Дагестан оказался и как приграничный регион, и другие сложности, связанные с многоконфессиональностью, многонациональностью и так далее. То есть подход должен быть такой, он и сегодня должен быть такой. Потому что прошло много времени, но проблемы-то остались, и многие они связаны не с тем, что дагестанцы такие-сякие, а связаны они именно с тем, что не решаются многие экономические и социальные вопросы. Хотя сейчас помощь большая оказывается.

– Часто можно услышать тезис о том, что у нас светская государство. Да, по Конституции так и есть. Но разве светскость означает отказ от религиозности? Вдобавок к этому вопросу, может ли светский человек быть одновременно и религиозным? Спасибо вам большое. Дай Аллах вам здоровья, – вопрос дагестанского журналиста из Мекки.

– Да, конечно, сейчас в нашей стране не поймешь, есть ли это разница. Поэтому, наверное, такой вопрос возникает. Есть ли это разница, потому что куда только не вмешиваются религии, особенно наш Кирилл. Он и в образовании, и там, и там, и там, везде, везде. Значит, и религиозное это государство, или светское государство. Иногда трудно. Люди тоже задают такой вопрос. По конституции мы, конечно, светское государство, и Дагестан светское государство, и Россия. А по реальной, по жизни, посмотришь, сложно ответить на такой вопрос. А можно ли быть светским и религиозным одновременно? Видимо, невозможно и тем, и другим быть. Светский человек может соблюдать, конечно, все религиозные обряды и не демонстрировать это ни внешне, ни каким-то образом. Может и все обряды выполнять. Поэтому, наверное, можно быть и тем, и другим. Но еще раз говорю, у нас сейчас ситуация такая, что не поймешь вообще. По Конституции мы светское государство. Если мы светское государство, значит, то это же надо соблюдать. Но на самом деле это не соблюдается.

– Такой эпизод произошел в феврале 2009 года, был скандал, он прогремел на всю страну с назначением руководителя управления Федеральной Народной Службой Дагестану. И в интервью на разном СМИ вы неоднократно проговаривали, что кандидатура этого нового главы не была с вами согласована и вообще ее там лоббировали какие-то московские…

– Какого главы?

– Это руководитель налоговой службы.

– Смотрите, сейчас у нас есть группа должностей, на которые имеет право руководство республики назначать. Есть федеральные должности. То, о чем вы говорите, это федеральные должности. Но поскольку эта должность не только федеральная, она собирает налоги не только туда, в Москву, но и в местные региональные и местные бюджеты, это кандидатура, которая должна быть согласована с республикой. Согласований не было. Есть порядок, закон есть, который регулирует этот вопрос. Если споры, возникает тоже. Москва как сделала? Ничего никому не... Мы дали... Представьте кандидатуры. Мы представили четыре кандидатуры. Значит, ни одной из них не сказали, почему вы отводите. Вдруг какого-то человека они рекомендуют. Но и нам не звонят, а звонят Муртазалиеву, который работал главой Кизлярского района. Кто такой Муртазалиев? Если бы они подбирали главу для города или района Кизляра, согласуйтесь с ним. А какое ваше дело с ним согласовывать кандидатуру налоговика Республики? Его не допустили. Правильно сделали, что не допустили? И он ушел. Это было не отношение к Радченко. Он сегодня где-то работает. Здесь даже на Северном Кавказе. Это было не отношение к русским, как преподносили в то время. Это было грубейшее нарушение закона со стороны федеральной службы. Которое мы были вынуждены остановить.

– Вы в ходе переговоров с Махмудом Аббасом сравнили Хамас с ваххабитами. Цитирую сказали так «Ваш Хамас мне напоминает наших ваххабитов. Не знаю, кто из них лучше». Как вы думаете, какова судьба была бы Дагестану, если бы у нас в классе пришли ваххабиты?

– Вот у меня была встреча с ними, с ваххабитами. Приходил ко мне Шаньшин, был у нас такой Вячеслав Григорьевич Шаньшин, руководитель ФСБ. Вы говорили об Адельгире, а тот был Шаньшин. Они работали дружно, вместе работали тоже. Очень хороший был руководитель. Он говорит, ваххабиты, говорит, хотят с вами встретиться, мне, он говорит. Я говорю ему, а что вы их курируете, что ли, вы их ведете? Он говорит, ну, что, говорит, от вас скрывать? Я говорю, ну, наши ребята знают, говорит, их там с ними работают, но они хотят лично с вами встретиться. А что надо делать, я ему говорю? Неудобные вопросы он задает. Очень неудобные. Он говорит, они ставят условия. Первое условие их обеспечить им полную гарантию безопасности. Второе, это Махачкалине должна пройти эта встреча за пределами города. Третье, я должен быть один. Никого не должен быть больше. И всё, по-моему, вот больше других условий у них не было. Я ему говорю, ну ты можешь эти все условия, которые ты говоришь, обеспечить, ты приглашаешь туда нас. Он говорит, всё я сделаю. Организовали эту встречу, вот санаторий ФСБ есть там за пределами города. Он мне сказал по дороге, у меня там всё, всё записывается, всё, что будет происходить, я могу и не присутствовать там. Ну, мы зашли, они, видимо, многие не знали, что там происходит, что идёт запись и так далее. Четыре часа шла эта встреча. И все вопросы связаны с политикой. Вот вы духовное управление поддерживаете, оно такое-сякое, только вы их слушаете, нам ничего не разрешаете делать. А что вы хотите? Мы хотим тоже, как и духовное управление, чтобы был допуск на телевидение наше. Мы хотим, чтобы у нас были институты, как у них. Мы хотим, чтобы у нас были медресе, как у них. Мы хотим, в общем, все, что они имеют. Я им говорю, я всё, что вы перечислили, я всё вам буду гарантировать. У меня только одно условие есть к вам, не одно, а два условия. Первое условие, говорю, это если вы считаете, что вы правы, о ваших этих лозунгах и высказываниях, связанных с недостатком республики, очень много есть, которые я тоже готов подписаться вместе с вами, выступать против коррупции, кланов, криминала и так далее. Это всё правильно. Но нельзя идеи защищать с помощью автоматов. Вы молитесь, даже рядом оружие ваше говорят. Ну оставьте это оружие, не боритесь с оружием, оставьте. Это первое условие. Второе. Вместе со мной выходите вы на телевидение. Я говорю, что я вам все это гарантирую, что имеет наше духовное управление. Вы говорите, что вы больше сегодняшнего дня это оружие не используете. Сидели-сидели, молчали, через некоторое время говорят. Мы, говорю, за всех ваххабитов отвечать не можем. Какого черта вы тогда меня четыре часа здесь держите? Вот этим кончился наш разговор. Вот то, что они хотели. Они-то не свои идеи, они же идеи этих зарубежных стран. Тогда было влияние, зарубежных стран было большое. Там же потом ездили дагестанцы учиться. Оттуда привозили какой-то ислам непонятный. У нас собственный ислам, собственные традиции были хорошие. Поэтому куда бы они повели, это хорошо, что они не выиграли. Они-то не выиграли, не потому что власть была здесь очень сильная. Даже социологические исследования проводились, 5% доверия было органам власти. Госсовет был такой, такой, такой орган. Поэтому этот Багаудин Цумадинский, который там был, он им говорил, здесь никакой власти нету. Они же начали с Ботлиха. И ботлихцам говорили, вы нам не нужны, вы пропустите нас около вас. Мы туда, Махачкала наш маршрут и так далее. Они СМСки присылали, Магомедали Магомедович «ждите нас, мы вас там встретим» туда-сюда. И у них лозунги были такие. Им разницы нету. Это дагестанцы, которые с властью, как и милиционеры, у всех подлежат уничтожению и так далее. Поэтому это народ спас. И Путин тогда сказал, начало восстановления государственности и авторитета России пошло с Дагестана. То есть наш народ тогда продемонстрировал, что нет, при всех каких-то, может быть, взаимоотношениях русско-дагестанских, скажем, которые бывали на протяжении нашей истории, всякое бывало, всякое бывало. И наших руководителей забирали, и бывали, всякие бывали моменты. В целом это факт положительный. И эти дагестанцы это продемонстрировали, когда и там не было власти Москве нормальной. Ельцин, разве можно сказать, что это нормальный был руководитель? Мы только интересовались Медведевым. Этот же еще хуже был.

– Удивительно было прочитать ваше комплементарное мнение об Анатолии Чубайсе

– Я тоже к Чубайсу, в принципе, отношусь как к вредителю. Но в отношении Дагестана он принял правильное решение. В чем заключается? У нас самые лучшие, по словам Чубайса, были, по словам Чубайса еще раз повторяю, и это правда, гидростроители. Заканчивали строительство Ирганайская ГЭС. Дальше что делать? Чубайс несколько раз при встрече моей с ним хвалил, у вас самый лучший в стране гидростроитель. Я тогда во время приезда сюда, в Ботлих Путина, напомнил ему об этом, вот такое мнение и Чубайс. Давайте начнем строительство гидроэлектростанций, заодно поддержим наших энергетиков тоже. Вот так было начато эта Гацатлинская ГЭС. Поэтому ничего такого зазорного нету, потому что я в какой-то момент похвалил Чубайса. Если бы он не поддержал, этого бы не было. Он поддержал тогда, какой бы он ни был приватизатор, в данном случае он поступил вот

так.

– Вот если сегодня вам нужно будет составить дорожную карту для развития республики на ближайшие 10 лет, какие три приоритета вы бы в неё включили в первую очередь?

– Проблемы Дагестана упираются в вопрос первый, это проблема общая, большая проблема, это проблема развития. То есть республика, конечно, не топчется на месте, но если взять некоторые показатели, такие как валовый продукт на душу населения, это главный показатель развития экономики. Это продукт, я слежу за данными Росстата. Почти последние 15-20 лет мы примерно на одном месте находимся. У нас население три с лишним миллионов, правильно, Это получается 2,1% от населения России. А вот волновой продукт на душу населения 0,6-0,7%. Не выше. А по обрабатывающим производствам 1%. Поступление налогов в бюджетную систему Дагестана, значит, последние почти 15-20 лет даже не меняется. Почти последние в десятке мы, поступили, налогу не идут. А это что обозначает? Это обозначает, а Путин говорит, до 2030 года надо на экономическое самообеспечение переводить республики. И оговаривается, конечно, он, всех невозможно, по возможности. А что значит экономические самостоятельности? Это значит, прежде всего, финансовые средства должны быть достаточны для того, чтобы хотя бы вопросы всей внутренней Дагестана как республики мы самостоятельно могли решить. А это не получается у нас. И потом у нас структура экономики, она обычного депрессивного региона. Сельское хозяйство, доля очень высокая, торговля. А там низкая производительность труда, личные подсобные хозяйства, мизерные налоги. Архаичное сельское хозяйство, можно сказать. При всех успехах тоже есть. Рисоводство, виноградарство, рыболовство и так далее. У нас там успехи есть. Но в целом отрасль, она на сельском хозяйстве далеко не поедет. Нужна индустриализация современная, еще третья. Но для того, чтобы индустриализацию республики, а в советское время у нас была индустриально-аграрная республика. Теперь аграрно-индустриальная республика. Разница есть большая? Наоборот. То есть у нас налоговых поступлений достаточных нет. То, что есть, тоже не платят по разным причинам. Это другая история. Поэтому для того, чтобы это все делать, нужна политическая модернизация. Политическая модернизация обозначает убрать с дороги кланы, убрать с дороги криминал, убрать из власти... то, что не работает на республику. Должна быть вот такая политическая система, система кадров, которая обеспечивает связь власти и общества, народа. Если и такого взаимного доверия нет, власть будет сама по себе, народ будет сам по себе. А теперь же время тоже такое, вот цифровизация, она хорошо идет в Дагестане? Вот. Поэтому вот эти сети друг другу звонят, передают, там связаны они, не связаны друг с другом. Поэтому политическая модернизация нужна. Без этого решить вот те первые два-три вопроса, о которых я говорил, это невозможно. Вот три вопроса. Они очень большие. Одним махом их не решишь. Но это будущее всегда начинается сегодня. Надо каждый день думать об этом. Каждый день что-то решать и идти по этому