Аналитический центр при Правительстве РФ делит регионы страны на четыре группы. Первые три — это высокоразвитые финансово-промышленные, развитые промышленные и среднеразвитые с сочетанием промышленной и аграрной ориентации. Республика Дагестан отнесена к четвертой группе в числе десяти регионов, которые определяются как «менее развитые аграрные». Попытаемся разобраться, это окончательный приговор или у республики все-таки есть возможность в обозримом будущем покинуть эту скамейку вечных аутсайдеров.
В научных организациях, вузах и министерствах республики накоплена обширная информация об экономических возможностях развития Дагестана. Отражены все экономико-географические ресурсы, разработаны многочисленные программы формирования структуры хозяйства, рассчитаны разные сценарии активного роста. Однако вся эта «энергия намерений» из года в год остается нереализованной. И в итоге с начала перестройки мы раз за разом воспроизводим существующую реальность, в которой Дагестану отводится роль отсталой территории.

Получается, что мало знать, какими ресурсами и конкурентными преимуществами обладает республика. Мало представлять себе пути возможного развития. Этого у нас как раз хватает, любой чиновник часами может говорить о светлом будущем, строя воздушные замки и рисуя сказочные перспективы.

В итоге разговоры так и остаются разговорами, потому что нам не хватает главного — понимания того, как запустить механизмы, побуждающие людей к созидательной деятельности, как настроить общество на развитие, чтобы каждый житель республики понимал, что и как надо развивать, и занимался этим по мере сил и возможностей. Сразу оговорюсь, отсутствие настроя на развитие — это не наша вина. Скорее, это общая беда, проистекающая из логики развития региона в советский и постсоветский периоды.

Запрограммированная безынциативность

Надо признать, что существовавшая в советский период система государственного управления вывела Дагестан на уровень аграрно-индустриального региона. Но при этом данная система была ориентирована на импульсы ресурсного и командного развития «сверху». Суверенные импульсы регионального управления, инициативы руководства предприятий и организаций, а также рядовых работников, не были востребованы, поскольку регионам была отведена роль послушных исполнителей директив и установок Центра.

В период перестройки мы потеряли многое, но при этом сохранили патерналистские ожидания помощи Центра и ощущение того, что развитие возможно лишь по команде «сверху». Руководство региона, директора практически всех сохранившихся предприятий оказались неготовыми к суверенной инициативности и предпринимательской активности в развитии экономики. В регионе попросту отсутствуют реальные импульсы на самодвижение в развитии. И именно это явилось главной причиной того, что за годы перестройки Дагестан, ранее находящийся на индустриально-аграрном уровне развития, переместился на уровень отсталого аграрного региона.

Давно известно: любой механизм, если не пользоваться им достаточно долго, со временем ржавеет и выходит из строя. В экономике все происходит точно так же. И отсутствие самодвижения к развитию со временем чревато не только сохранением отсталости, но и проявлением деградации в различных формах. Так, на мой взгляд, абсолютно знаковыми моментами являются миграционный исход наиболее экономически активной части населения и усиление негативных черт культуры несовременных обществ. На этом фоне даже подумать страшно о том, что произойдет с республикой, если финансовый поток, направляемый из федерального центра, обмелеет. Регион, нацеленный на саморазвитие, при этом сократит потребности и закатает рукава для ускорения движения, ну а регион-паразит окажется в еще более глубокой яме без всяких перспектив на будущее.

При этом самодвижение в развитии не предполагает изоляционного отрыва региона. Тот же Татарстан вполне встроен в российское правовое и экономическое поле и достаточно комфортно в нем существует. Так что речь идет вовсе не об экономической изоляции, а о категории рыночных отношений, предполагающих большую экономическую свободу. Да, при этом неминуемо будут расти различные риски, усиливаться ответственность за результаты собственной деятельности. Но при этом опять же неминуемо активизируются внутренние резервы общества, и эта энергия развития в обозримом будущем начнет подпитываться за счет внешних источников развития — как заемных, так и безвозмездных — при эффективном непаразитарном их использовании.

Есть ли у нас способность к самодвижению?

А теперь главный вопрос, проистекающий из явной невыраженности наличия самодвижения в развитии у Дагестана в советский и послесоветский периоды: а есть ли у региона в принципе способность к самодвижению в развитии?

Попытаюсь на него ответить. Организация Объединенных Наций подразделяет отсталые страны и территории мира на способные к самодвижению в развитии и пока еще неспособные. Соответственно, страны делятся на движущиеся к культуре современных обществ и законсервировавшиеся в архаичной культуре обществ традиционных. За критерий оценки при этом принимается предрасположенность населения территории к росту удовлетворения потребностей, являющегося движущей силой развития.

Помните старый анекдот, в котором представитель передовой цивилизации беседует с туземцем, лежащим под пальмой с бананом в руках. Он убеждает его воспользоваться уникальными местными условиями, позволяющими получать три урожая в год для того, чтобы заработать кучу денег. А на вопрос туземца: «А зачем?», отвечает: «Чтобы построить дом, купить машину и со спокойной совестью лежать под пальмой и есть бананы». «Так я и так, — отвечает туземец, — без всяких лишних движений лежу под пальмой и кушаю бананы». Это как раз типичный пример менталитета общества, законсервировавшегося в архаичной культуре.

А теперь скажите, можете ли вы представить себе подобный диалог в Дагестане? Да никогда в жизни. Среднестатистический житель Дагестана видит утверждение своей социальной значимости по критерию «не хуже чем у других». У него должен быть дом и большая семья, хорошо одетая жена, имеющая украшения, в которых ей не стыдно будет показаться на коллективных мероприятиях. Дополнительным бонусом является наличие автомашины.

Дагестанец знает, что детей надо вырастить и, как говорится, поставить на дорогу жизни. Он также ответственен за благоприятные условия жизни пожилых родителей. Установки являются основой побуждения к благополучию и, следовательно, к устремлениям по его обеспечению. Так что с мотивацией в республике все нормально, и внутренняя способность к самодвижению у нас есть.

История также свидетельствует о жизненной активности населения Дагестана. До окончания Кавказской войны жители Горского имамата в условиях блокады выживали, вынуждено занимаясь архаичным хозяйством и иногда промышляя разбойными набегами на Персию, Грузию и русские села. После же окончания войны на Северном Кавказе был введен лучший в мире режим колониального правления — военно-народный, примиривший мусульманский Кавказ с православной Россией. Раскрылось экономическое пространство, появились новые производства, подпитанные финансово-кредитной системой России, которая до 1913 года считалась одной из лучших в мире.

Появились условия для позитивных трудовых и предпринимательских устремлений к материальному благополучию, и на этом фоне начала активно развиваться экономика. В сельском хозяйстве наметился отход от архаичности, появились зачатки промышленности. Оживилась торговля, в том числе и международная. Так что устремленность к удовлетворению потребностей дагестанцам присуща имманентно.

Надо менять институты

Еще один важный вопрос. Возможно ли на новом витке развития истории повторить удачный опыт, чтобы устремление к удовлетворению потребностей трансформировалось в Дагестане в способность к самодвижению? Ответ очевиден: вполне. Для этого необходимо лишь создать институциональные условия, позволяющие сформировать целостную систему побуждения, во-первых, ориентирующую людей на созидательную деятельность, и, во-вторых, исключающую как внутрирегиональные, так и внерегиональные барьеры противодействия активному изысканию и включению собственных и внешних заемных и возможных безвозмездных ресурсов развития.

Система побуждения созидательной деятельности имеет две составляющие — дальнего мотивационного и текущего стимулирования. Дальняя мотивация — это совокупность идей, определяющих ориентационную перспективу и цели достижения состояния общества, приемлемого для подавляющего большинства. Однако история свидетельствует, что декларируемые идеи и ориентиры могут вызвать безверие и отторжение, если видение их исполнения не будет подтверждаться в каждый промежуточный период времени эффективностью второй составляющей системы побуждения — текущим стимулированием.
Заинтересованность и настрой общества на самодвижение в развитии могут возникнуть как следственный результат от достижения в текущих периодах объективности судебной системы и средств массовой информации, эффективности государственного управления в регионе, развитости институтов гражданского общества, преодоления ненормативных субъективистских помех развитию со стороны отдельных федеральных чиновников, купирования возрождающихся после деиндустриализации Дагестана элементов ментальности, характерных для несовременных обществ. К сожалению, в Дагестане ни по одной из указанных позиций нельзя дать положительную характеристику и оценку. И именно поэтому в обществе не возникает импульсов к самодвижению в развитии.

Особое внимание заслуживает слабая суверенная инициативность органов регионального управления, связанная с чрезмерной централизацией на федеральном уровне властных и ресурсных полномочий (65% налогов и 95% ренты). Трудно надеяться на суверенную инициативность, если, например, в проекте бюджета РД на 2018 год невозможно предусмотреть серьезные ассигнования по программе «Экономическое развитие и инновационная экономика». Цифра тут абсолютно смешная — 385,2 млн руб. — меньше 0,5% расходной части бюджета. Или другой, свежий, пример — в проекте бюджета на 2018 год для республиканского Фонда развития промышленности нашлось всего 100 млн рублей. После первого чтения, кстати, планировалось выделить Фонду 1 млрд рублей, но потом народные избранники посчитали, что достаточно будет и десятой части этой суммы.

Кроме того, региональные органы управления, как правило, не способны противостоять субъективизму федеральных чиновников, не могут обеспечить для республики достойные условия при распределении кредитных ресурсов, не пытаются убирать барьеры, мешающие привлекать зарубежные инвестиции, создавать на территории Дагестана рентообразующие предприятия и крупные промышленные производства, способствующие росту культурно-технического уровня в республике.

Неэффективность органов управления проявляется также в том, что они не несут ответственности за результаты социального и экономического развития. Во многом это обусловлено слабостью системы независимого контроля и оценки деятельности власти со стороны органов самого государственного надзора. В не меньшей мере это обусловлено отсутствием общественного контроля, что является результатом противодействия власти развитию институтов гражданского общества и гражданской активности населения.

Есть и внутренние барьеры, мешающие настрою на самодвижение в развитии, от которых нам надо будет избавляться. В современном обществе доход, превышающий стандарт удовлетворения нормальных потребностей, предпринимателем отправляется обратно в сферу его деятельности — с целью ее расширения, что способствует развитию экономики. В Дагестане же излишек используется расточительно: на приобретение дорогих авто, драгоценностей, покупку вилл на побережье или недвижимости за пределами региона. Все это усугубляется новыми негативами, характерными для квазирыночных условий, — несоблюдение договорной дисциплины участников рынка, нечистоплотная конкуренция, системная коррупция, теперь уже воспринимаемая как норма, поскольку ангажирована «сверху».

Если мы сегодня не займемся решением этих больных проблем, самые замечательные экономические программы окажутся бесполезными. А конкурентные преимущества Дагестана так никогда и не будут реализованы.

Юрий Сагидов, профессор, доктор экономических наук