В минувшую пятницу дагестанская судоходная компания ООО «Инвест» проиграла в Минераловодском суде процесс, инициированный против нее Северо-Кавказской оперативной таможней (СКОТ).

В прошлом номере «НД» (№47), в материале «СКОТское отношение» мы писали о том, как проходил этот суд, итог которого был предрешен заранее — административный ресурс в очередной раз оказался намного весомее фактов и показаний многочисленных свидетелей. После окончания процесса корреспондент «НД» встретился с юристом судоходной компании Эльдаром Буттаевым и поинтересовался, как эта история будет развиваться дальше. А заодно попросил поделиться впечатлениями от завершившегося суда.

— Эльдар, насколько я знаю, еще до начала процесса вы предполагали, что СКОТ активно «работает» с судьей, убеждая ее принять нужное им решение.

— Слово «предполагали» тут не очень подходит, мы абсолютно точно знали, что руководители СКОТ в нарушение российского законодательства встречались с судьей до процесса. Нам даже удалось сделать фотографию, на которой заместитель руководителя СКОТ Максим Чурсин, курирующий административную деятельность оперативной таможни, выходит из кабинета судьи Тумасян. Естественно, у нас были опасения, что наши доводы на этом суде будут слушать не очень внимательно.

— Опасения подтвердились?

— В полной мере. Видимо, еще до начала процесса Тумасян все для себя решила и заранее определила виновного. Опытный юрист такие моменты улавливает сразу. Уже на первом заседании она показала, что в нюансах этого дела ей разбираться не очень интересно. Именно поэтому она раз за разом отказывала нам в удовлетворении наших ходатайств.

— О чем вы просили?

— О том, чтобы вели протокол судебного процесса. Об этом я ходатайствовал несколько раз, меняя формулировки. Понимаете, очень важно, чтобы все происходящее было запротоколировано, в том числе эпизоды, демонстрирующие предвзятость суда. Увы, каждый раз мы нарывались на отказ, и протокол на этом процессе не велся. Просили мы и о разрешении видеосъемки. Тоже отказали, ссылаясь на отсутствие на процессе журналистов. Самое смешное, что в зале на тот момент присутствовали представители трех краевых изданий. Просили вызвать для допроса эксперта Жогалева, подготовившего для таможни, по нашему мнению, «липовое» экспертное заключение, а также работника таможни Котлярова, составившего протокол об административном правонарушении. Было у нас и ходатайство о прекращении административного производства в связи с истечением срока давности (2 года). В общем, мы озвучили примерно два десятка ходатайств и получили два десятка отказов.

В итоге мы были вынуждены инициировать отвод судьи, в этот момент я как раз и предъявил суду фотографию с Максимом Чурсиным.

— Как отреагировала Тумасян?

— Растерялась. Покраснела, занервничала, начала оправдываться. Начала говорить, что эта фотография ничего не доказывает, поскольку ее в это время в кабинете не было. «Вы можете доказать, — спрашивала она у нас, — что я точно нахожусь в кабинете?»

Сейчас, вспоминая о суде, я испытываю два сильных чувства. Обиду, поскольку на самом деле этот процесс мы выиграли вчистую, и, как это ни странно, огромную жалость к судье, ставшей жертвой обстоятельств... Каждый раз, когда судья объявляла, что ей надо удалиться в совещательную комнату, мы покидали зал заседаний, оставляя ее одну. И всякий раз, возвращаясь в зал, мы ощущали острый запах валокордина. У меня лично возникло ощущение, что Тумасян глушит лекарство флаконами, чтобы просто досидеть до конца, выдержать эту пытку.

Кстати, после заявления об отводе позиция судьи ощутимо изменилась. В частности, она удовлетворила практически все наши ходатайства за исключением первых двух — о ведении протокола и разрешении видеозаписи.

— «НД» уже второй раз рассказывает об этом суде, но до сих пор не сообщило о сути претензий таможни к ООО «Инвест».

— Для того чтобы ваши читатели разобрались в сути конфликта, я сначала должен организовать небольшой ликбез по морскому праву, поскольку без этого ситуации не понять. Смотрите, все правовые отношения на море регулируются двумя документами: Кодексом Торгового мореплавания РФ (КТМ) и конвенцией ООН «О морских перевозках» 1978 года. В этих документах указывается, что в морских перевозках участвуют отправитель груза, фрахтователь (проще говоря, посредник или брокер), перевозчик, фактический перевозчик, судовладелец и получатель груза. Все участники сделки по доставке грузов заключают между собой договоры морской перевозки по проформе «Дженкон». Первый договор заключается между отправителем и фрахтователем. Второй — между фрахтователем и перевозчиком, третий — между перевозчиком и судовладельцем. Ну и так далее. В том случае, если, к примеру, фактический перевозчик и судовладелец — это одно лицо, промежуточный договор не заключается.

Так вот, на руках у таможенников оказались два договора от 22.06.2015 г. и 18.11.2015 г. между отправителем груза и фрахтователем — компанией Westpoint Interprises. Само собой разумеется, что договоры эти были составлены по проформе «Дженкон». Надо сказать, что это типовой договор, в котором имеются всего две стороны — фрахтователь и судовладелец. Первый договор, как я уже сказал, заключается между отправителем и фрахтователем. Так вот, фрахтователь в этом договоре выступает в качестве судовладельца, поскольку берет на себя обязательства по организации перевозок и доставке груза. В КТМ, кстати, этот момент четко оговорен. Согласно ст. 115 договор морской перевозки груза заключается перевозчиком с отправителем или фрахтователем либо лицами, представляющими их интересы. Иными словами, фрахтователь может заключать договоры от имени перевозчика, а перевозчик — от имени судовладельца.

В двух договорах, о которых я сказал, компания Westpoint Interprises указала себя в качестве судовладельца и взяла на себя обязательства доставить груз до пункта назначения на судне «Мысхако». На основании этого таможенники, очевидно, незнакомые с нюансами морского права, посчитали, что ООО «Инвест» в нарушение закона передало свое судно компании-фрахтователю.

Надо сказать, что в компании Westpoint Interprises работает всего один человек. Который по каждому из договоров получил свой доллар с тонны груза и в дальнейших операциях не участвовал. В договоре же согласно ст. 115 КТМ он являлся посредником между отправителем и фактическим перевозчиком-судовладельцем «Инвеста» и поэтому указал название судна-перевозчика. Вот, собственно, и вся интрига.

— Я не юрист, но предполагаю, что существуют документы, по которым легко установить, в какой именно компании судно работает, какие рейсы осуществляет. Тот же судовой журнал позволяет выяснить, где именно находился «Мысхако» в указанные периоды времени.

— Морская бюрократия намного круче бюрократии «сухопутной». Для того чтобы судно могло осуществлять рейсы в порты других государств, необходимо регулярно вести крайне обширную документацию, включающую судовой журнал, машинный журнал, судовую роль (это перечень экипажа с указанием должностей). Я могу перечислять и дальше, но боюсь, что места в газете не хватит, поскольку на судне ведется 154 обязательных документа, без которых перевозки осуществлять невозможно.

— Вы представили их суду?

— Естественно. Но рассматривать их не стали, поскольку представители таможни сказали, что мы к этому суду начали готовиться еще два года назад и за это время все эти документы изготовлены с целью уклонения от привлечения к административной ответственности, по сути обвинив нас в подделке документов. Я, кстати, это обвинение радостно поддержал и даже потребовал, чтобы против нас возбудили дела по ст.327 и 303 УК РФ (подделка документов и фальсификация доказательств по административному делу).

Кроме того я потребовал привлечь к ответственности тех, кто помогал нам «подделывать» эти документы, — работников Сбербанка и ВТБ, перечисливших по фальшивым документам десятки миллионов рублей на счета ООО «Инвест». А поскольку на большинстве указанных документов имеются подписи и печати различных государственных органов и учреждений, я предложил судье привлечь к ответственности их работников. Речь идет о Погрануправлении ФСБ России, Таможенной службе, сотрудниках портового контроля портов Каспийского бассейна и многих других.

— И что судья?

— Молчала и отводила глаза.

— А какие-нибудь вопросы представителям таможенной службы она задавала?

— Да, два вопроса, на которые, кстати, ответов так и не получила. Первый раз она вмешалась в наш спор с таможенниками относительно даты совершения правонарушения, которое вменялось нам в вину. Я уже говорил о двух договорах, которые легли в основу обвинения. Так вот, последний из них был составлен 18.11.2015 года. Очевидно, что именно этот день следует считать датой совершения правонарушения (естественно, при условии, что это правонарушение имело место). Таможню такое положение дел не устраивало категорически, поскольку в этом случае истекали сроки давности по данному делу. Поэтому они настаивали, что датой совершения правонарушения следует считать 12.12.2015 года, поскольку в этот день были выплачены деньги по данному договору. Я поинтересовался у представителей таможни, стали бы они возбуждать дело, если бы деньги не были выплачены, что происходит достаточно часто? Мне ответили, что все равно стали бы, а мой вопрос: «А тогда причем тут деньги?» — проигнорировали.

Тут как раз Тумасян «проснулась» в первый раз. «Так когда все-таки случилось это правонарушение, — спросила она у таможенников, — и какое отношение к этому имеет факт поступления денег на счет перевозчика?» Ей ничего не ответили.

Второй раз судья поинтересовалась у таможенников, определили ли они дату, когда «Мысхако», которое, по их версии, находилось в пользовании у Westpoint Interprises, наконец вернулось к ООО «Инвест». И опять не получила ответа.

— Вы заразили меня жалостью к этой несчастной Тумасян. Действительно, тяжелая ситуация.

— Не то слово. Она реально страдала на этом абсурдном процессе, но в итоге все-таки вынесла вердикт, согласно которому ООО «Инвест» был признан виновным в незаконной передаче судна.

— Вы будете подавать аппеляцию в вышестоящую инстанцию?

— Естественно, мы пойдем до конца, несмотря на то, что для нашей компании дальнейшее развитие событий особого значения не имеет. Дело в том, что обвинительный вердикт Тумасян в одночасье убил ООО «Инвест» — сразу после оглашения решения суда собственники теплоходов в срочном порядке потребовали их возврата. Так что фактически своей судоходной компании у Дагестана больше нет. Таможня своего добилась.

— А какой тогда смысл в дальнейшей борьбе?

— Для нас принципиально важно отстоять репутацию компании, это дело чести, если хотите. Кроме того мы хотим, чтобы виновные в убийстве «Инвеста» ответили за это по закону. Ведь речь, по существу, идет о государственном преступлении, в результате которого российский бюджет потерял сотни миллионов рублей, а бюджет Дагестана — десятки миллионов. Я уже не говорю о пополнении армии безработных кадровыми моряками, которые оказались на улице, о том, что стоимость цемента на рынке после ареста наших судов выросла в полтора раза, а цена каждого квадратного метра жилья увеличилась на 3 тысячи рублей. За все это мы хотим привлечь к ответственности всех виновных в этом. Руководителя Северо-Кавказского таможенного управления Ашкалова, руководителей СКОТ, того же Исламова — первого заместителя руководителя Дагестанской таможни, который, как мы думаем, действуя по прямой указке СКОТ, заставлял своих подчиненных беспрерывно «прессовать» ООО «Инвест», мешая компании нормально работать. Так что смысл продолжать борьбу есть, поверьте.