Ректор Дагестанского государственного университета Муртазали Рабаданов дал видео-интервью журналисту Умай Ибрагимовой для телегам-канал «Без обид». Ректор написал у себя в телеграм-канале, что запись шла около двух часов, но в итоге осталось 40 минут. 

 

«НД» перевело интервью в текст, т.к. помимо внутренних вопросов работы ДГУ ректор высказался о ряде общественно-политических вопросах, точнее раскрыл некоторые детали прошедших политических событий и даже лад оценку каким-то политикам.

 

– Добрый день. Вы один из немногих за полгода, кто согласился на интервью, зная, что будут неудобные каверзные вопросы.

– Я не думаю, что вопросы могут быть каверзными. Если вопрос мне не нравится, я же могу не ответить, во-первых. Могу сказать, ну как вам не стыдно такие вопросы задавать. Могу еще что-то сказать. Могу вопросом на вопрос ответить. Поэтому не было никакого дискомфорта.

– Зарплаты преподавателей в Дагестанском государственном университете. Наверное, вы согласитесь, что они самые высокие. Есть прожиточные минимум, есть зарплата преподавателей ДГУ. Ну, может, чуть-чуть больше. Особенно молодых специалистов. И вообще планируется ли как-то этот вопрос решать?

– Вот если вы задаёте вопрос, вы наверняка изучили статистику, знаете, какая зарплата у нас средняя. Когда вы говорите о зарплате или средней зарплате, мы должны говорить о том преподавателе, который занимает ставку. Мы рассуждаем относительно ставки. Это мониторинговый показатель. 200% должно быть от средней заработной оплаты по региону. Все годы, как эта норма введена, мы выполняем это. У нас в регионе зарплата такая. У нас было 215, 220, 205 разные годы. Это мониторинговые показатели, можно посмотреть. В этом смысле мы это выдерживаем. Вот и возьмите среднюю заработную плату в Дагестане. Возьмите 200%, удвоите и чуть выше этого заработная плата ППС в Дагестанском госуниверситете и в любом вузе Дагестана должен выполняться этот показатель.
Что касается молодых, спасибо, что задали вопрос. Действительно, молодые получаются у нас, они еще не остепененные большей частью, стажа такого не имеют. проекта у них может быть чуть меньше, поэтому этой части обычно заработная плата бывает меньше. Правильно? И в мои годы молодые это было. Что мы сделали в этом году? В прошлом году, вернее, мы начали это. 

 

– Давайте для начала, в продолжение вашей темы, прежде чем мы продолжим, вот какая все-таки сейчас средняя заработная плата у молодого специалиста, условно окончившего магистратуру, не аспирантуру, магистратура, вот он на полной ставке, какая примерно у него зарплата?

– Я же вам сразу сказал, что давайте про штатную единицу рассуждать. Дело в том, что молодой человек, который закончил только магистратуру, имеет хотя бы один год стажа работы, мы можем принять его только на преподавателя. А это самая низкая зарплата. Потом он вырос и станет старшим преподавателем. Потом, когда защитит кандидатскую диссертацию, мы сможем его перевести на должность доцента. Потом, когда он защитит докторскую диссертацию, и так далее. Вы же понимаете, что профессор получает гораздо больше от средней зарплаты, а молодой преподаватель получает меньше. Поэтому я сразу перешел к молодым, потому что эта категория требует особой поддержки. Мы с прошлого года устанавливаем стимулирующие выплаты до 30% от заработной оплаты молодым нашим сотрудникам. Каждый факультет представляет по определенным категориям, там есть несколько категорий, и мы молодым устанавливаем до 33% заработной платы для того, чтобы их поддержать. Кроме того, по результатам науки, научной деятельности, мы, опять же, отдельные выплаты у нас есть молодым сотрудникам.

– Вы сейчас в отпуске?

– Я сейчас в отпуске. 

 

– Вышли из отпуска, чтобы поучаствовать? 

 

– Не дают отдохнуть спокойно.

– Как вообще ректоры проводят отпуск?

– Я обычно беру два раза. В начале года, ну не в начале года, весной и осенью. И уезжаю дней на десять с женой в Кисловодск, санаторий. Чтобы немножко отойти от среды. Ну и там же у нас такое сердечно-сосудистое направленности. Поэтому мы ездим туда.

– Мы сейчас знаковое место на самом деле, потому что при Дадаеве эту улицу отреставрировали, ну даже не отреставрировали, его привели в полный порядок. Улица стала намного красивее, намного шире. 

 

– Не только улицу, но и площадь университетская стала площадью на
самом деле. И вот от нашего корпуса до парка Ленинского комсомола тоже все отредактировали, отремонтировали, отреставрировали. Поэтому выглядит достаточно хорошо, хотя жалуются, что этим водителям неудобно, но мне как пешеходу удобно.

– Главное, чтобы пешеходом было. Я водитель, мне достаточно комфортно. Смотрите, к чему я про это спросила. Достаточно широкий тротуар, было где разгуляться. Сейчас здесь появляется памятник Каркмасову. Как будто бы тротуар разделили на две части. Получается, вот этот проход, тот и посередине Каркмасово. Насколько это уместно? 

 

– Может быть, они как-то подбирали место, не знаю. Но я бы его поставил туда, где камень стоит. и тогда он стоял бы более органично. А так, я не знаю, наверняка у них есть какое-то видение. Поэтому посмотрим, что сделают. 

 

– Понятно, что есть многие устоявшиеся схемы, системы образования, которые не в Дагестане даже родились, а уже есть какие-то указания с министерства образования. Но не кажется ли вам, что подход к образованию нужно немножко менять?

– Опять же, образование – это разное образование. Если мы говорим только о высшем образовании? У нас общее образование ещё есть. 

 

– Я сейчас приведу пример, почему я этот вопрос задала. У нас есть факультет, если не ошибаюсь, раньше он назывался и факультет информационных технологий, кажется, факультет информатики, информационных технологий, да. Есть там преподаватели. Не могу, не возьму на себя ответственность. 

 

– Не читают ли они лекции теми понятиями, которые лет 20 было?

– Ну, условно, да. А сейчас-то другие программисты. И вот это неинтересно.

– Более того, меняются образовательные стандарты, и каждый преподаватель должен вписываться под те требования, которые записаны в этих образовательных стандартах. Они соответствуют тем требованиям, которые, вообще говоря, есть. Поэтому каждый преподаватель должен перестраиваться и расти. Хорошо, что сказали про этот факультет. Я вам могу сказать, что, во-первых, там у нас конкурс резко подскочил, и самое большое количество заявлений на бюджетное отделение всех наших факультетов мы имеем именно на этот факультет. На втором месте юридический институт, на третьем факультете странных языков, на четвертом факультете математики и компьютерной науки, как ни странно в этом году. Так вот, на этом факультете информатики и информационной технологии мы открыли две новые лаборатории, которые соответствуют передовым направлениям IT. У нас там лаборатория виртуальной реальности, искусственный интеллект. Две новые лаборатории мы открыли к этому учебному году.

– А преподавательский состав за последние годы изменился?

– Преподавательство мы не можем каждый год менять, но мы привлекаем новых преподавателей, обновляем дисциплины. Если вы посмотрите, какие направления подготовки специалистов у нас были на этом факультете, который мы открыли лет 15 назад. Кстати, тогда были противники открытий такого факультета. И посмотрите, какие направления подготовки сейчас у нас там есть. Это совершенно другое. То есть мы меняем сами направления подготовки, которые востребованы, которые интересны студентам.

– А вот если уж мы говорим про факультеты, какой факультет вы считаете самым кризисным?

– Кризисным? У нас несколько факультетов есть, которые находятся в кризисе. Связано это со спецификой особенной нашей, дагестанской в том числе. И связано это с тем, что в какой-то части нам даже экономически это невыгодно держать. Но, исходя из наших дагестанских реалий, мы их держим. Например, факультет культуры. У нас там актёрское отделение. 6-7 бюджетных мест мы получаем в последние годы. Академическая группа по программам образования 30. У нас подушевое финансирование, мы получаем по количеству студентов. Читает лектор лекцию. В академической группе 30 человек. Читает лекцию 7 человек. Мы платим одинаковую зарплату. Но там подушевое финансирование мы получаем 5-6 раз выше, чем здесь. Больше мест, к сожалению, мы никак не можем добиться. Министерство культуры Республики тоже не может. Они нам пишут письма, просим выделить бюджетные места. Мы не выделяем бюджетные места. Мы участвуем в федеральном конкурсе, мы должны там выигрывать. А места распределяет Министерство культуры Российской Федерации. Минкульт прямо с ними работает. Поэтому я им написал письмо, Зарема Ажуевна, давайте с регионального бюджета запланируем бюджетные места. 

Вот мы говорим о языках, о сохранении языков. У нас на феологическом факультете есть русское отделение, есть русско-дагестанское отделение. Недавно наше министерство проводило оценку экономической выгодности. Они требуют, министерство говорит, если экономически вам не выгодно готовить специалистов, убирайте это направление, берите другие направления и боритесь там. Приходят заключения, но там по всем как бы... направление, что филология у нас в университете вот как-то так экономически не очень обоснована идет подготовка. А все очень просто академическая группа 30 человек, а у нас аварская группа – 15 человек, даргинская группа – 10, кумыкская – 5, лезгинская – 5, табасаранская – 5 и так далее. Получается, мы на филологию подвижного финансирования, допустим, получаем на две академические группы, а у нас там академическая группа – 7-8. Мы это держим, потому что попробуйте закрыть какую-то одну из них. Более того, мы даже когда реорганизовали и сделали единый факультет, русско-адреналин, русско-дагестанское, некоторые деятели начали везде говорить, что мы закрываем дагестанские языки, университеты. Как такое можно?

– Есть факультеты, которые очень сильно преобразились за последние годы. провели капитальный ремонт и так далее, но много факультетов, которые выглядят очень печально. Я не говорю про лаборатории, я говорю даже именно про аудитории, где обучаются студенты. 

 

– Вы какой корпус имеете в виду?

– Например, ФИА.

 

– Выходили на химический факультет? Вот сходите на химический факультет, и вы увидите принципиальную разницу. Знаете, к сожалению, материально-техническая база была очень слабой, и наши корпуса выглядели очень плохо. Вот сейчас у нас идет ремонт последней крыши, которая осталась. Это крыша 1974 года. С 1974 года эта крыша такая, плоская крыша. Вот этим корпусом мы проводили ремонтные работы на химическом факультете. Там был деревянный пол. Они провалились, потому что это были полы 1974 года, а там же химия. Мы взяли, залили, поставили плитку, как положено, и всё преобразили. На Батырая 4 мы сделали. Все целиком с 4-го, 1-го, и начали по коридорам делать. Химический факультет, биологический факультет, экономический факультет, последним сделали управление, где сейчас крыша делается. На Каркмасово 8 делаем коридор на первом этаже, вскрываем его, лежат трубы 62-го года. Мы должны это все поменять. И это все дополнительные затраты. Поэтому мы вынуждены такими шагами идти. Где-то успели, где-то не успели. Но я могу сказать, что за последние лет 30-35, наш Университет так не выглядел, как сейчас выглядит. Все зависит от финансового финансирования.
Меня даже может быть сейчас, кроме аудитории, которую вы сказали, аудиториального фонда, где мы успели, где не успели, очень волнует состояние наши дворов тоже, потому что на них не выделяют финансирование. Но какие-то внебюджетные средства мы постараемся сгруппировать, чтобы и дворы тоже наши выглядели соответственно. 

В 2008 или 2009 году, когда мы хотели подать на конкурс по развитию центров коллективного пользования, там стоял пунктик. Количество имеющегося нового оборудования. Мы тогда вообще постарались все, что в университете собрать, которое хоть как-то попадало в новое оборудование, набрали оборудование на 5 миллионов рублей. По всему университету. Сейчас, если мы будем собирать и оборудование будем указывать, это у нас уже уйдет за 300-350 миллионов рублей. Вот вам и разница. Такого современного научного оборудования университета в таком концентрированном виде, особенно на естественно научных факультетах, в университете не было. Ну, если вообще не было, то очень давно уж точно не было.

– Самая большая проблема вузов Дагестана – это коррупция. То, что многие преподаватели, особенно есть какие-то факультеты, не будем их обозначать, я думаю, все, кто смотрит, это поймут. Определенные факультеты, которые славятся тем, что много преподавателей коррупционеров. Поступали ли вам вообще жалобы от студентов? И мониторите ли вы как-то вот эту историю? И можно ли вообще это контролировать? 

 

– Разумеется, мониторим. 

 

– А как это мониторить?

– Вот я вам расскажу сейчас, что мы придумали. Очень был высок процент студентов, и писали много, которые говорили об высоком уровне коррупции. Что мы сделали? Первое. Мы очень активно начали использовать механизм обратной связи со студентами. Мы каждый год проводим анкетирование студентов, преподавателей глазами студентов. 10 вопросов там. Первые 5 вопросов студент по пятибалльной шкале оценивает преподавателя. Хорошо читает лекцию, проводит консультации. Причем это компьютерное анонимное анкетирование. Раньше бумажное было. Теперь никто не мог знать, что студент и какой студент ответил. Анонимное анкетирование идет компьютерное. Невозможно вмещаться в результате. Первые пять вопросов по пятибалльной шкале. 4,2 балла в последних опросах ставят наши студенты, наши преподаватели. Это очень хороший показатель.

– А было выявлен коррупционер?

– Дайте мне ответить на ваш каверзный вопрос. Значит, вопрос: хотите ли вы, чтобы этот преподаватель и дальше вам преподавал? Если меньше 50 %, у нас у преподавателя возникают вопросы. В западных аналогичных, если 80 %, этому преподавателю не дают эту лекцию на следующий год. Ну у нас вот как бы контрактная система, когда мы рассматриваем продлевать контракт или нет, 50% у нас стоит. Хотите ли вы преподавать? Рейтинг. Вот я сказал, средний для доцентов 60. Если меньше 30% рейтинг у доцента, у нас возникают к нему вопросы. Есть вопрос, приходилось ли вам заинтересовывать преподавателя, этого преподавателя конкретного, на этой дисциплине конкретной. Вот эти ответы на эти вопросы у меня есть за последние 15 лет. И я системно могу отслеживать по каждому преподавателю ответы на все вопросы. Если вот на последний вопрос больше 10%, у нас возникают вопросы к преподавателю. Вообще-то последнее время больше 5% я уже делаю.

– Были ли случаи, когда конкретно пришёл в ректорат студент и сказал, что этот преподаватель берёт у меня взятку? Он или требует, или намекает, или доводит ситуацию.

– У нас была ситуация на одной факультете, где в последнее время переформатирование у нас идёт. И не один студент.  И не один студент.
По этим мы уволили двух методистов сразу. Ещё одного уволили чуть позже.

– Коррупция, как я знаю, это же не просто чревато какими-то административными штрафами, лишениями работы. Это уголовное преступление.

 

– Которое часто сопровождается подделкой документов. Вот этот вопрос вы же понимаете кому? Мы же не организация, которая может возбуждать уголовное дело. Мы не следственный отдел, мы не МВД, не ФСБ, не это. Университет не может этого делать. Университет может расстаться с этим человеком.

– Но университет обязан уведомить об этом? 

 

– Если у нас есть доказательства, то да. А доказательства, вы понимаете, его должны за руку схватить. 

 

– Если мы про студентов начали, многие студенты, некоторые студенты могут критиковать преподавателя, могут критиковать факультет. Есть даже те, кто критикует вуз. Если вы увидите в публичном пространстве критику студента, допустим, госуниверситета, какова вероятность, что его отчислят?

– Если это голословное, то вероятность большая. Если это обоснованное, то нужно разбираться в ситуации. Вот критикуют. Подрались два студента на одном факультете, в котором эта составляющая была высокой. Одного отчислили, другого оставили. Теперь те пишут, вот… Мы начали просто, не разбираясь, драка состоялась в университете – отчисляем обоих. Не важно, кто виноват, кто
не виноват. Это все прекратилось. Поэтому нужно в каждой конкретной ситуации разбираться объективно, а критиковать. И меня могут критиковать. 

 

– Случаи были какие-то? 

 

– Я особо не знаю, но были заявления. Я с этого же факультета, который идет переформатирование. Я не хочу у вас учиться, прошу меня отчистить по собственному желанию. Но я должен сказать, что студентов, которые к нам идут, просятся к нам перевестись, на два порядка больше.

– Вот чем сейчас живет молодежь, как вы думаете?

– Смотря кто. Очень разнородная сейчас молодежь. Но мне хотелось бы, чтобы наши студенты по крайней мере образованием наукой жили. Многие живут спортом, многие живут культурой. У нас, кстати, в студенческой весне, в федеральной части, в прошлом году было два первых места.

– Сколько лет уже вы ректор госуниверситета?

– Давно. 

 

– Уже, в принципе, ДГУ ассоциируется с вами. 

 

– Вы хотите сказать, что я уже состарился?

– Нет, я...

– Я чувствую себя молодым.

– Вам не надоело?

 

– Не надоело...? Не устали ли вы?

– Трудный вопрос, потому что до того, как я стал ректором, я работал в Москве, и возможности там работают у меня и сейчас есть. Поэтому это для меня такое. Но, с другой стороны, это стало делом моей жизни. И я вижу, что нужно делать, я вижу, как это нужно делать.

– Вы когда сказали, что был перерыв 10 месяцев, вы были мэром Махачкалы. 

 

– Я не сказал этого. Это вы сказали.

– Вас временно попросили исполнять должности. 

 

– Я даже могу сказать, кто попросил.

– Я в курсе. 

 

– И отпустил меня потом вручив высшую награду Республики Дагестан.

– Почему вы не захотели остаться на должности?

 

– Изначально для меня было понятно, что это не мое. Потому что я всю жизнь занимался наукой. Не потому что я этим не захотел бы, может быть, я смог бы заняться этим большим хозяйством. Вот я вас сейчас буду агитировать, пойти на физику, как ваши родители, кстати. Вы же не пойдете туда. Потому что у вас душа лежит к другому. Ровно то же самое у меня было. И мне нужно было туда пойти, потому что ситуация экстраординарная же была. Там, получилось, арестовали мэра, город завис, глава республики не избран, 
он исполнял тогда обязанности, его должны были в сентябре избирать. И вот нужно было эту политическую ситуацию как-то выровнять. И главная задача, которая была поставлена – выровнять эту ситуацию. К зиме надо готовить город, зиму провести. Ну и так далее. При этом весь мой период сопровождался всякими проверками. Деятельности предыдущего. Целые команды проезжали, счётная палата Российской Федерации, проверяли федеральный участок. Деньги как расходовались. Из КРУ Минфина, тогда КРУ было отделено в казначестве, месяца два или три работали, проверяли всю хозяйственную деятельность.
Ну и так далее. Все же знали, что я временная фигура. Они приходили ко мне, прямо спрашивали. И даже просили меня, чтобы я сказал главе, что он лучшая кандидатура. Хотя часть из тех, которые подходили и говорили, они на самом деле были лучше, чем те, которые после меня стали.

 

– Это те, кто на место хотели? 

 

– Они приходили и говорили, если ты остаешься, мы тебя будем поддерживать. Если ты не остаешься, скажи, что это не надо. Что мы туда хотим.
 

– Да вы же имена не произносите. 

 

– Я вам скажу, когда я уходил, глава республики параллельно с должностью ректора предложил мне еще госсекретарем, чтобы я был. Но я уже не хотел, потому что я уже... 

 

– С чем, по-вашему, было связано такое доверие Абдулатипова к вам?

– Знаете, мы с Абдулатиповым дружили, не скажу, мы все-таки по возрасту немножко отличаемся, но были знакомы и хорошо знакомы еще с Москвы. Рамазан Гаджимурадович, он же очень энергичный человек и очень много мероприятий проводил, в том числе с интеллигенцией, которая там в Москве работает, а я там работал в Москве. И мы были вот оттуда знакомы. Более того, когда объявили выбор ректора и я решил поучаствовать, Рамзан Гаджимурадович принял положительное участие. Поэтому я ему был благодарен. И вот, имея эти отношения, кроме того, там же фактор национальный играл, потому что арестованный мэр был даргинец, им нужно было, чтобы волна не возникла, чтобы это сгладить. И нужен был, наверное, человек, у которого совсем хорошие отношения. А я к тому времени еще не успел ни с кем поругаться, у меня были совсем хорошие отношения.

– А сейчас успели порвать? 

 

– Они сейчас тоже хорошие. Ну, может быть, там единицы есть, с которыми что-то не то. Такое всегда бывает. Поэтому ему нужно было как-то… Нужно ли было и мне это? По большей части нет, но то, что случается, случается. Это был для меня большой опыт хозяйственной работы, жизненного общения с разными людьми. Если у меня до этого основное общение было с людьми, которые заняты в научной сфере, образовательной сфере, и в Москве, и здесь. А здесь контингент был совершенно другой. Менеджмент был совсем другой. Проблемы были другие. Аккуратно, нужно было выруливать. Зиму провели нормально.

 

– Вы сказали, что пока вы временно исполняли обязанности, были люди, которые, может быть, тоже проявляли желание, непосредственно давали об этом понять.

 

– Более того, я вам скажу, борьба шла между этими людьми.

– Вы сказали, что некоторые из них даже, может быть, лучше были бы, чем те, которые были после меня. Кого вы имели в виду?

– Вы хотите, чтобы я фамилию назвал? Я не назову, но я скажу, что по крайней мере два человекаиз них – это выпускники госуниверситета. Но были и те, которые потом стали, и потом недавно стали, которые совершенно не соответствовали этой должности оказались несоответствующими.

– На кануне были выборы мэра Махачкалы.

– Да.

– Как вы относитесь к нему?

– Джамбулат Шапиевичу? Очень положительно отношусь. Я думаю, что не нужно было до этого два года терять и нужно было ориентироваться именно на такого человека. Я знаком с Джамбулатом Шапиевичем с тех пор, как он работал еще главой Хасавюртовского района. Знаете, мое родное село расположено в Хасавюртовском районе. Ог был главой нашего района. Хотя село выходцы из Дахадаевского района, но сейчас административно находится и административно находится в Хасавюртовском районе. Поэтому я с ним был хорошо знаком.

– Раз мы уже начали про чиновников говорить, не тяжело ли вам слушать речи дагестанских чиновников по телевидению, на мероприятиях? 

 

– Смотря каких. У нас много чиновников, которые очень хорошо говорят, очень складно говорят. Вот среди министров есть, например, два министра, которые, я шутку называю, дважды выпускниками университета, потому что они два наших факультета закончили. Они говорят очень складно, среди членов правительства много тех, которые хорошо говорят. Но есть, которые плохо говорят.
Вот один товарищ, который даже в этом городе был, где вы говорите, мне звонили, говорили, у вас что там русский язык не преподают что ли в университете, что это ваш так плохо говорить, да? Ну, разные есть. Поэтому вы всех чиновников не мажьте таким черным цветом или серым цветом. Я считаю, есть чиновники достаточно хорошо подготовленные. Есть чиновники, которые мало говорят, но много делают. Могу назвать, например.

– А вы можете назвать чиновника, который, как вам кажется, и говорит хорошо, и работает хорошо, и у него там показатели хорошие? 

 

– Какого уровня? Вице-примеры? Абдурахман Махмудов, вернее, Абдурахман Магомедович. (прим. редакции речь о вице-премьере, экс-сотруднике ФСБ, экс-министре труда и соц. защиты)

 

– Любая теория закрепляется практикой. На четвертом 
и пятом курсе студенты проходили производственную практику. Насколько у вас тесны связи с предприятиями, с организацией? 

 

– Достаточно неплохие. Практика ориентированности, мы уделяем особое внимание. Практически все наши направления производственным практикам достаточно неплохо обеспечены. Могу сказать, что, например, если даже юриспруденцию взять, которые у всех на слуху, конечно, у нас нет таких больших глобальных юридических фирм, которые мы могли бы сделать. Но у нас достаточно много силовых структур, у нас достаточно много. Мы туда и отправляем адвокатуру, нотариат. 

 

– Насколько этот процесс интегрированы частные организации? 

 

– Частных организаций может быть гораздо меньше, потому что они не всегда считают нужным, не всегда хотят связываться со студентами. Это же надо возить со студентами.

– Но им же необходимы качественные кадры?

– Если они хотят качественные кадры, тогда да, они берут. Какой-то проект только проходит, и из них кого-то берут.

– Я видел, что многие люди удивились, что вы поменяли нескольких деканов. В том числе декана филологического факультета и юридического. 

 

– А почему люди удивились?

 

– Потому что прям уже как будто эти люди были несменяемые. Они настолько долго там задержались. Несмотря на возраст. 

 

– Когда-то же нужно изменения проводить, и любой человек, когда идет на какую-то должность, должен понимать, что когда-то наступит время, что нужно уходить. Вот мне нравится, на Западе есть такая норма, 65 лет человек покидает все административные должности. Административный долг любой, заведующий кафедрой, заведующей лабораторией. Вот на этом уровне все уходят, независимо от былых заслуг. Это очень важно. Но продолжают образовательную деятельность, научную деятельность, могут приходить, читать лекции, заниматься наукой, писать статьи. Это все как бы только приветствуется. Но с административных должностей уходят. Три декана у нас было, на трёх факультетах назрели изменения, причём деканы были больше 30 лет и заслуженные люди, но время идёт, время... Поэтому были объявлены выборы на трёх факультетах. На одном институте я мог ничего не объявлять, а назначить. Мне было важно изучить мнение и заведующих кафедрами, и членов учёного совета большого. Они были настолько очевидными, настолько однозначными, что эти решения как бы... Я поблагодарил трёх наших деканов, бывших. Это обычное рабочее обновление деканского корпуса. До этого я же обновил проректорский корпус, в 23-м году, два года назад. Ну, опять же, вот и возраст был, и люди опытные, но свежая кровь должна быть. И у меня сейчас самый старший проректор 53 года.

– Какие телеграм-каналы вы читаете?

– У меня достаточно много телеграм-каналов разнообразных. 

 

– Из дагестанских СМИ.

– Из дагестанских? Читаю много. Читаю главу республики, безусловно. Правительство, я подписан.
 

– «Черновик» читаете?

– «Черновик» подписан. «Новое дело» подписан. «Черновик-2» подписан. Чем они отличаются?

– Это новый канал они создали. «Спросите у Расула», читаете?

– «Спросите у Расула» читаю. Еще что надо читать?

– Мой канал читаете? 

 

– Без обид читаю уже 5 дней, наверное. Он мне сказал, что это ваш канал. Потом этот читаю «Что там Дагестанцев», «МЧС» читаю. Легче телефон вытащить, потому что у меня много. «Совесть Дагестана» читаю, «Бессовестный Дагестан» читаю. «Антипод Дагестан» читаю. Читал, потом убрал, потому что там глупость какая-то. Потом снова читаю. Некоторые каналы читаю, вижу абсолютную глупость, просто удаляю. А потом говорят, там же интересно. Захожу, снова подписываюсь. «Шамиля Хадулаева» читаю, безусловно. Я там даже комментарий оставил по ЕГЭ один раз.

– А вам нравится вот такая критическая позиция некоторых журналистов? Не все просто констатируют факт, некоторые углубляются, анализируют.

 

– Постоянно критическая ситуация, не только журналисты, мне ничего не нравится. Потому что объективная ситуация, объективный подход всегда подразумевает, что есть плюс и минус. Вот про ЕГЭ меня спросили, я же вам назвал, один большой минус, один большой плюс. Я могу это продолжить ряд. Если я буду говорить только одну сторону, это означает, что там я не разбираюсь. или намеренно это делаю. Зачем слушать человека, который вообще некомпетентен, или намеренно что-то искажает? Поэтому, который постоянно критикует, или вот критикуешь – предлагай.

– Сколько вы ещё планируете работать ректором? У вас же бывают какие-то планы? Сколько всего вышло. А вот вы в какой-то момент решите уйти. И у вас же должен быть приемник?

– Уйду спокойно, с чувством исполненного долга.

– А кто вот ваше место займет? 

– Я же сказал, что приемник готовят, я обновил проректорский корпус. У меня там молодые сейчас все. 

 

– Ну, у вас есть какое-то предположение, кто должен был бы занять после вас должность ректора?

– В голове у меня есть, кто мог бы продолжить. Несколько человек. Посмотрим, как ситуация будет развиваться. Это вопрос достаточно такой. Потому что много факторов, которые влияют на становление ректора, на выборы. Это кто выберется, кто... Во-первых, учредитель, который в министерстве в Москве. Мы всё-таки их вуз. Регион, в котором мы находимся. Коллектив. То есть много факторов, которые влияют. И не всегда бывает очевидно. Вы же видели, как у нас в некоторых вузах процесс выбор ректоров тянулся, тянулся. 10 лет почти у нас в одном ВУЗе были и.о.. Сейчас у нас в одном ВУЗе и.о.. Благодаря Сергею Алимычу и его поддержке в нескольких наших ВУЗах прошли выборы и были вопросы закрыты.