Казалось бы, не настолько и критическое выступление 31 октября в Астрахани на Совете по межнациональным отношениям при Президенте России Максима Шевченко, члена двух президентских советов (вышеупомянутого и СПЧ — Совета по развитию гражданского общества и правам человека), вызвало среди части республиканских чиновников и близких к ним «представителей общества» неожиданный резонанс. В своем выступлении Шевченко обратил внимание на проблемы образования и социального развития именно в горных районах Дагестана, на что Владимир Путин пообещал поговорить об этом «еще не один раз».

Практически сразу после выступления Шевченко в республике была организована оперативная информационная кампания по осуждению его высказываний, обвинению в некомпетентности, ангажированности и предвзятости, к чему были привлечены как малоизвестные и нанятые «эксперты», так и представители общественных организаций и государственных органов, журналисты госСМИ.

Возможно, подобная активность, возникшая явно не по «порыву души», а по указанию «сверху», может быть объяснена даже не столько именно этим выступлением Шевченко, сколько общей его позицией по критике руководства Дагестана и предстоящей встречей Президента России с членами СПЧ по итогам их выездного заседания по Северному Кавказу, где планируется обсуждение и других, более острых проблем Дагестана.

Представители общественных организаций были оперативно собраны в Дом дружбы на заседание, в ходе которого было решено заменить обращение к Шевченко письмом в администрацию Президента России, непосредственно в Совет по межнациональным отношениям. Однако после неожиданного для собравшихся появления в зале самого Шевченко критический порыв несколько ослаб и был представлен «желанием диалога». Не считая возникшей в ходе дальнейшего заседания личной перепалки между председателем ОП Дагестана Гамзатом Гамзатовым и Шевченко (из-за принципиальной полемической позиции каждого), обсуждение пошло в основном в «примирительном ключе» и закончилось совместным фотографированием.

Как пояснил сам Шевченко, после заседания в Астрахани той же ночью он приехал в Дагестан на машине. Причем целью его было изучение по линии СПЧ ситуации, сложившейся в Махачкале с массовыми отравлениями людей. И когда он узнал, что в Доме дружбы обсуждают его, посчитал необходимым явиться на это заседание.

При этом Шевченко сказал, что он благодарен за критику, но, занимаясь проблемами Дагестана более 20 лет, имея в Дагестане много друзей, в том числе и среди погибших журналистов, считает для себя необходимым заниматься в том числе и проблемами республики: «Напрасно вы меня считаете москвичом, я уже дагестанец. Если вы хотите, я пропишусь здесь. Например, в Цунтинском районе». По поводу своего выступления в Астрахани он пояснил, что именно на этом заседании не были затронуты многие проблемы, обсуждение на высоком уровне еще предстоит: «Я Президенту не рассказал и 2%. Специально не стал поднимать острые темы на межнациональном совете — это был не тот формат». Остановился Шевченко и на вопросе его возможной предвзятости: «Кто меня ангажировал — скажите мне, глядя в глаза? Я ангажирован теми людьми, дагестанцами, которых я полюбил здесь».

В итоге заседание в Доме дружбы так и завершилось без принятия «осуждающего» письма, но с заверением, что в Совет по межнациональным отношениям при Президенте России будет направлена соответствующая аналитическая справка, отражающая действительное положение вещей, с чем оказался согласен и сам Максим Шевченко.

Подробнее о позициях в отношении выступления Максима Шевченко читайте в комментариях советника главы РД Деньги Халидова, общественного деятеля Сулаймана Уладиева и самого Шевченко.

Моим критикам

Мне говорили, что я кем-то ангажирован, но не сказали, кем именно. Возможно, по мнению пиарщиков из администрации главы Дагестана, я ангажирован Саидом Амировым или Сайгидом Муртазалиевым: якобы я был в очень близкой дружбе с Амировым, которого видел только один раз в жизни, Муртазалиева я видел три раза в жизни.

Если я кем и ангажирован, то только Президентом Российской Федерации, который поручил мне быть членом двух своих Советов и докладывать ему то, что я вижу, — не выдумывать и не приукрашивать реалии. Если членам кабинета Абдулатипова это не нравится, то пусть об этом скажут Путину.

Я с ними не согласен: я понимаю, что все имеют право на критику, в том числе и дагестанское руководство имеет право критиковать Президента, подвергать сомнению деятельность членов его Совета. Но это их право — не соглашаться с мнением Президента России, я лично по-другому смотрю на этот вопрос.

После моего выступления в Астрахани мне позвонили десятки людей: политиков различного уровня, политологов, журналистов — не все звонки про «какой молодец!», были звонки, что «жалко, что не сказал про то-то», «жалко, что не сказал про земельный вопрос, про профучет, про похищения людей, про убийства людей, про грабеж и коррупцию, которые тут»…

Но я скажу честно, что это был не формат этого заседания. Я выбрал формат вопросов, максимально близкий к теме заседания межнационального совета. Этот вопрос, конечно же, касался языка прежде всего, потому что, как мне говорили, в горном Дагестане существует проблема преподавания. Конечно, в Махачкале есть школы, из которых потом поступают в ведущие российские вузы, но в горном Дагестане проживают около миллиона человек — и я не скажу, что там образование находится на высшем или даже на должном уровне.

Президент дал ясно понять, сказал публично, что мы еще вернемся к разговору, — я уверен, что Президенту будет положена на стол подробнейшая записка обо всех проблемах Дагестана. Я подчеркнул в своем выступлении, что Дагестан — важнейшая территория Российской Федерации, системообразующий регион, краеугольный камень, который если вырвать из федерации коррупционной властью или террористическими усилиями, то федерация может разрушиться. Работа по превращению Дагестана в территорию, на которой господствует российская Конституция, а не произвол коррумпированной бюрократии или разнузданных, озверевших от полной безнаказанности силовиков, — мне кажется, это общегосударственная задача, которую Президент и понимает, и слышит. Он показал это и своим диалогом со мной, и последующим диалогом. Думаю, что мы на самом деле продолжим этот разговор…

Что касается того, что среди государственных дагестанских СМИ планируется попытка принятия подобного «осуждающего заявления», — я приветствую деятельность своих коллег-журналистов, даже тех, которые меня критикуют, благодарю их за критику и буду рад, если они будут критиковать высказывания любого уровня. Я всегда был сторонником свободы слова — считаю, правда, что журналисты должны высказываться в своих изданиях, подписываясь своими именами, как это делаю всегда я. Как это делали все порядочные люди, в том числе из тех, кого я знал: мой критик и друг Гарун Курбанов, Хаджимурад Камалов, Ахмеднаби Ахмеднабиев — это все убитые журналисты. По поводу которых эти люди, собравшиеся с письмом, даже пальцем о палец не ударили — им, видимо, наплевать на своих убитых коллег, они, очевидно, согласны с их убийством, если не высказываются по этой теме. Если они хотят критиковать меня — что ж, я скажу им «спасибо». Это лишний раз подтверждает, что свобода слова, которая оплачена кровью выдающихся дагестанских журналистов, — эта свобода слова дорогого стоит. И их письмо, их критика лишний раз подчеркивает, что дело, за которое боролись Загир Арухов, Хаджимурад Камалов, Ахмеднаби Ахмеднабиев, Гарун Курбанов, Абдулмалик Ахмедилов и многие другие, было не напрасным. Да, пусть они меня критикуют и поливают грязью. Это их право — быть такими, какими они хотят.