
Дербент — Раевская — Пушкин
26.04.2013 19:10Скончался 19 марта 1842 года». На второй плите: «Жена генерал маiора Екатерина Николаевна Орлова, рожденная Раевская, родилась под стенами Дербента 10 апреля 1797 года. Скончалась в Царском селе 22 января 1885 года». Аристократка, красавица, одна из самых блестящих представительниц русского общества начала XIX века, родилась близ стен Дербента…
Как царь Петр окно рубил
Вообще, Дербент играет особую роль в истории не только Дагестана, но и всего мира. Благодаря этому великому городу Дагестан стал частью всемирной истории. Дербент упоминается великим географом древности Птолемеем, который писал, что на востоке Кавказской Албании находятся города Гетара, Генда и Албана. Второй из них — Генда — находился у Дербентского прохода, а третий, Албана, по мнению многих ученых, соответствует городу Альпину, а это арабский Баб аль-Абваб, то есть Дербент.
Это единственный город России, Кавказа, который упоминается в Священном Коране. Когда еще не было не только Москвы, но и Парижа, Берлина, Мадрида, на арабских и итальянских картах уже отмечался Дербент. Да, он был построен как одна из самых мощных крепостей задолго до того, как появилась первая стена вокруг Константинополя, построен в целях защиты северных границ Ирана. Но до этого Дербент уже состоялся как важный культурный и экономический центр Кавказской Албании, вполне цивилизованного по критериям I—V веков государства, христианские представители которого принимали участие во многих Вселенских Соборах. Таким образом, идея единого бога стала известна народам, проживающим в Южном Дагестане, раньше, чем многим европейским народам.
Как известно, в 1723 году состоялся поход Петра Великого в Дагестан. Этому предшествовало основание астраханским и казанским губернатором Петром Матвеевичем Апраксиным Терской кордонной линии на северной границе Дагестана. Пехота, артиллерия, транспорты, собранные в Астрахани, были отправлены морем, а конница пошла сухим путем через Моздокские степи. Император Петр сам предводительствовал войсками и после двухдневного плавания прибыл с флотилией в Аграханский залив, в устье Терека. Здесь он осмотрел укрепление Терки, но остался недоволен сырой, нездоровой местностью и приказал войскам высаживаться южнее, ближе к устьям Койсу. 27 июля император ступил на берег Дагестана и взобрался на ближайший песчаный холм. С одной стороны он увидел бесконечную синь спокойного в это время года древнего Хвалынского (Каспийского) моря, с другой простиралась широкая равнина, которая на севере сливалась с горизонтом, а на юге замыкалась цепью остроконечных гор Дагестана.
23 августа 1723 года Петр въехал в Дербент, который отворил ворота без боя. Его приветствовал хан и духовенство. «Дербент, — сказал хан, — получил основание от Александра Македонского, а потому нет ничего справедливее, как город, основанный великим монархом, передать во власть другому монарху, не менее его великому».
Затем императору были преподнесены ключи от города на серебряном блюде, покрытом богатейшим персидским шелком. Все это хранится в Санкт-Петербурге, в Кунсткамере, первом российском музее. Покорение Дербента было последним актом петровского похода. В Персии он так и не оказался. Страшная буря, разбившая русскую флотилию с провиантом, расстроила планы дальнейшего похода.
В Дербенте сохранилась память о Петре. Речь идет о скромной землянке, стоящей у самого побережья, в которой он прожил несколько дней в ожидании сдачи Дербента. Землянка в XIX веке была обнесена решеткой и над ней сделана надпись: «Место первого отдыха Великого Петра». Уже в Дербенте Петр жил в цитадели Нарын-кала, в ханском дворце. Там он ожидал прибытия флотилии из Астрахани. В течение нескольких дней ежечасно он выходил из своей комнаты, в которой не было окон с видом на море. Наконец ему это надоело, и Петр со своим взрывным и энергичным характером проявил себя. Он собственноручно (!) прорубил в комнате, где жил, окно с видом на Каспийское море (спасибо Василию Александровичу Потто (1836—1911), знаменитому русскому историку, генералу, который сохранил и довел до нас эту информацию).
Как хан Ших-Али графа Зубова перехитрил
Что же представлял собой Дербент в конце XVIII века? Один из самых любопытных источников — это опубликованные в журнале «Русская старина» в 1887 году воспоминания Варвары Ивановны Бакуниной, урожденной Голенищевой-Кутузовой, о персидском походе в 1796 году. В марте 1796 года Владимирский полк, которым командовал ее муж Михаил Михайлович Бакунин, оказался в Кизляре. Там находился сборный пункт для войск, которые должны были осуществить поход в Персию под руководством главнокомандующего — совсем еще молодого графа Зубова. Бакунина дает ему очень точную характеристику — молод, хорошего воспитания не получил и никогда не старался восполнить его пробелы, избалован успехом, удачами, вниманием царствующих особ, чрезвычайно высокомерен, но при этом от природы добрый и слабый характером.
Причиной этого похода послужили следующие события. Осенью 1795 года дербентский хан Ших-Али отправил посла к императрице Екатерине, прося у нее помощи против иранского правителя Ага-Магомед-хана, грозившего разорить его владения. В декабре 1795 года Гудович получил приказание послать в Дербент отряд, но это было незначительное по численности соединение. Зимой отряд добрался до Дербента. Ших-Али понял, что из-за маломощности он не способен помочь ему против Ага-Магомед-хана, и поэтому закрыл ворота крепости «перед носом русских». Русские войска осадили город без особой надежды на успех, устроив несколько батарей. Затем отряд отступил. На месте одной из батарей у северных стен жителями Дербента была быстро построена башня, не сохранившаяся до наших дней.
Итак, в апреле войско под командованием графа Зубова двинулось из Кизляра в Дербент. Второго мая 1796 года армия графа Зубова оказалась в полутора верстах от Дербента. Отдельные бригады были расположены на некотором расстоянии одна от другой, фронтом к городу, начиная от уступов горы вплоть до самого моря. Бригада мужа Бакуниной стояла ближе всего к морю, на вспаханной земле, в непосредственной близости от нижней, необжитой тогда части города, называемой Дубары.
2 мая в ночь, несмотря на сильнейший ветер и грозу, русские войска штурмовали башню, построенную жителями Дербента на том самом месте, где находилась прежде батарея. Башня представляла собой земляные укрепления, имевшие несколько сводов. Захватить ее сразу не удалось. Гренадеры Воронежского полка отступили, несмотря на все усилия своего полкового командира, который сам неоднократно влезал на лестницу, но был опрокинут с нее и ранен камнем, брошенным из укрепления.
8 мая был открыт артиллерийский огонь с батареи, находившейся против башни, была сделана брешь, а затем войска приступом взяли башню. На следующий день началась артиллерийская канонада, стрельба из орудий не прекращалась ни на минуту. Многочисленные следы от тех ядер и сейчас можно увидеть на северной части Дербентской крепости.
10 мая 1796 года Дербент был взят. Ших-Али-хан появился перед графом Зубовым с саблей на шее, как и вся его свита, в знак того, что они готовы принести свою голову в качестве искупления свой вины, но при этом полагаются на милосердие русских.
Один из самых влиятельных жителей Дербента, первый советник хан Кадыр-бек обратился к графу с речью, что если граф намерен наказать кого-нибудь, то разумнее обратить гнев на него, на советника, и принять во внимание молодость Ших-Али. Граф Зубов успокоил его, пообещав помилование, но заметил, что хан Ших-Али должен искупить свою вину перед русскими, перед которыми он запер ворота города. Поэтому он будет задержан, пока императрица Екатерина не захочет предоставить ему свободу.
Ших-Али остался в лагере, а его сестра, Парежи-ханум, которая всегда была на стороне русских, стала править Дербентским ханством с титулом правительницы.
Самому Ших-Али было 17 лет. Это был белокурый юноша, среднего роста, с тонкими чертами лица. Мать его была таткой. Через несколько дней, когда русские войска приближались к городу Кубе, являвшемуся частью Дербентского ханства, Ших-Али сумел так завоевать доверие графа Зубова, который был старше Ших-Али всего-то на несколько лет, что тот разрешил ему повидаться с женой и матерью. Ших-Али оседлал лучшую свою лошадь, надел кольчугу, вооружился с головы до ног, так как ему ни в чем не было отказано. Подъехав к ущелью, Ших-Али, пришпорив лошадь, скрылся. Погоня не увенчалась успехом.
Вернемся, однако, к воспоминаниям Варвары Бакуниной. Вот ее впечатления: «По правде сказать, я не увидела в нем (в Дербенте. — «НД») ничего особенного: улицы весьма узкие, дома высокие, с толстыми стенами, выстроенные из тесаного камня, с крошечными окнами, в которых рамы заменяются решетками, что придает дому вид тюрьмы. Только перед главной мечетью находится красивая четырехугольная площадь, очень обширная и чистая, на которой дома стоят правильной линией, исключая одну сторону, с которой эта площадь ограничена улицей, поднятой гораздо выше площади и поэтому имеющей вид террасы; на ней видно несколько деревьев. Подниматься на эту улицу приходится по двум лестницам из тесаного камня; в промежутке между ними течет источник весьма чистой и прозрачной воды, наполняющей бассейн, сделанный также из тесаного камня. Но вам никогда не догадаться, как попасть на эту площадь иначе, как с той улицы, о которой я только что говорила. Напротив этой улицы в одном доме проделана дыра, в которую могут пройти свободно только кошки и собаки. Вот через нее-то и выходят на площадь; хотя я не особенно большого роста, но мне пришлось согнуться пополам, чтобы пройти тут, а Бен, сопровождавший меня, при своем высоком росте должен был пройти около двух саженей почти на четвереньках; такой «великолепный» вход нисколько не портит саму площадь, напротив, она кажется еще красивее, как выйдешь из этой дыры и вздохнешь свободно, выпрямившись во весь рост. Я говорила уже вам, что Дербент построен на весьма крутой горе; та возвышенная улица, о которой я упоминала, идет все в гору до Нарын-кале — так называется самая возвышенная часть города, в которой находится дворец ханов, построенный Фетх-Али-ханом, отцом Ших-Али; я не была там, так как он находится довольно далеко; к тому же улица поднимается весьма круто, и я устала уже на половине пути. Люди, видевшие этот дворец, говорят, что он довольно красив, в нем есть красивые комнаты и обширные галереи и что всего оригинальнее, покои украшены фресками; было весьма любопытно увидеть их, ибо меня уверяли, что исполнены довольно хорошо. В городе есть лавки, но они очень грязны, темны и тесны; мы видели в них весьма мало товара: персы боялись показывать его, не будучи вполне уверены в наших миролюбивых наклонностях и боясь, чтобы их не ограбили. Наконец, мы двинулись далее; приходилось пройти через Дубары; на всех стенах стояла масса персов, пришедших взглянуть на войско».
Генеральская дочка
Итак, Дербент был взят 10 мая 1796 года. А ровно через 11 месяцев, 10 апреля 1797 года, «близь его стен» родилась девочка. Отцом ее был знаменитый Николай Николаевич Раевский (1771—1829), генерал от кавалерии, позднее — член Государственного Совета, герой Бородинской битвы, а матерью — Софья Алексеевна Константинова, внучка великого ученого Михайло Васильевича Ломоносова. Катя, Катерина, Екатерина Раевская, та самая, что спустя годы стала предметом романтической любви величайшего русского поэта Александра Сергеевича Пушкина, родилась на дагестанской земле.
Семье Раевского Пушкин обязан многим. Как известно, в начале мая 1820 года поэт был выслан из Петербурга в распоряжение генерала Инзова, в Екатеринослав (Днепропетровск). Искупавшись в Днепре, он сильно простудился. Через две недели через Екатеринослав проезжал Раевский, которому было уже за пятьдесят, с сыном Николаем и дочерью Марией (в будущем — знаменитая жена декабриста князя Сергея Волконского, в возрасте 20 лет уехавшая с ним в сибирскую ссылку). Найдя Пушкина больным, Раевские с разрешения Инзова взяли его с собой на кавказские минеральные воды. Любопытная и очень важная деталь: в Екатеринослав Николай Раевский приехал в десятом часу вечера и тут же, уставший, он направился искать дом, где больным лежал Пушкин. Об этом свидетельствует врач Раевского Рудыковский. Неудивительно, что Пушкин был растроган. Для того чтобы оценить масштаб личности Раевского, достаточно перечитать описание Бородинской битвы в «Войне и мире» Льва Толстого или вспомнить, как отзывался о нем, о своем противнике на поле битвы, Наполеон Бонапарт: «Этот генерал из того материала, из которого делаются маршалы».
С Раевскими Пушкин прожил два месяца в Горячеводске, Кисловодске и с ними же в августе 1820 года переехал в Крым, в Гурзуф, к подножью Аю-Дага. Где и познакомился с Екатериной.
В сентябре 1820 года Александр Сергеевич Пушкин писал своему младшему брату Льву из Кишинева: «…морем отправились мы мимо полуденных берегов Тавриды, в Юрзуф (Гурзуф), где находилось семейство Раевского. <…> Там прожил я три недели. Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посреди семейства почтенного Раевского. …Все его дочери — прелесть, старшая — женщина необыкновенная».
О взаимоотношениях Пушкина и Екатерины Раевской почти ничего не известно. Очевидно, она не отвечала взаимностью на чувства поэта, и 15 мая 1821 года, в возрасте 24 лет, стала женой Михаила Федоровича Орлова, члена литературного общества «Арзамас», в котором, кстати, состоял и Пушкин. Они были знакомы еще с 1817 года, общение Пушкина с Орловым началось в Петербурге и продолжилось в Кишиневе. Он часто бывал в доме Орловых во время своего пребывания в Кишиневе. По свидетельству Екатерины Николаевны, Пушкин был постоянным посетителем их кишиневского дома, где велись «беспрестанно шумные споры — философские, политические, литературные».
«Мы очень часто видим Пушкина, — сообщает Екатерина Николаевна брату Александру Раевскому в письме в ноябре 1821 года, — который приходит спорить с мужем о всевозможных предметах. Его теперешний конек — вечный мир аббата Сен-Пьера. Он убежден, что правительства, совершенствуясь, постепенно водворят вечный всеобщий мир и что тогда не будет проливаться никакой крови, как только кровь людей с сильными характерами и страстями и с предприимчивым духом, которых мы теперь называем великими людьми, а тогда будут считать лишь нарушителями общественного спокойствия».
С Орловой исследователи связывают запись «Катерина» в так называемом Дон-Жуанском списке Пушкина. Возможно, поэт был в нее влюблен, но наверняка без взаимности. «Нам случалось беседовать с княгиней Марией Николаевной Волконской и Екатериной Николаевной Орловой (урожденными Раевскими). Обе они отзывались о Пушкине с улыбкою некоторого пренебрежения и говорили, что в Каменке восхищались его стихами, но ему самому не придавали никакого значения. Пушкина это огорчало и приводило в досаду», — вспоминает П.И. Бартенев.
Сохранились воспоминания Екатерины Раевской в записи Я.К. Грота: «Александр Раевский был чрезвычайно умен и тогда уже успел внушить Пушкину такое высокое о себе понятие, что наш поэт предрекал ему блестящую известность. Позднее, когда они виделись в Каменке и Одессе, Александр Раевский, заметив свое влияние на Пушкина, вздумал трунить над ним и стал представлять из себя ничем не довольного, разочарованного, над всем глумящегося человека. Поэт поддался искусной мистификации и написал своего «Демона». Раевский долго оставлял его в заблуждении, но, наконец, признался в своей шутке, и после они часто и много смеялись, перечитывая вместе это стихотворение, об источниках и значении которого так много было писано и истощено догадок.
С меньшим братом, Николаем, Пушкин был еще более дружен и считал себя ему обязанным за какую-то важную услугу. Они познакомились еще в Петербурге. Николай Раевский страстно любил литературу, музыку, живопись и сам писал стихи. Катерина Николаевна решительно отвергает недавно напечатанное сведение, будто Пушкин учился под ее руководством английскому языку. Ей было в то время 23 года, а Пушкину 21, и один этот возраст, по тогдашним строгим понятиям о приличии, мог служить доставочным препятствием к такому сближению. По ее замечанию, все дело могло состоять разве только в том, что Пушкин с помощью Николая Раевского в Юрзуфе читал Байрона и что когда они не понимали какого-нибудь слова, то, не имея лексикона, посылали наверх к Катерине Николаевне за справкой. Здесь же Николай Николаевич первый познакомил Пушкина с поэзией Шенье».
Екатерина Николаевна была женщиной с крутым характером и привлекательной внешностью. «Властолюбивая, гордая, хитрая и резкая, она, выйдя замуж, стремилась командовать мужем, в чем, кажется, и успела. Шутливые рисунки в семейном альбоме Раевских изображают ее с пучком розог в руках. Перед нею, словно школьник, стоит на коленях провинившийся супруг», — так характеризовал ее П.К. Губер. Это суждение подтверждает сам Пушкин. Неслучайно Марине Мнишек, центральному персонажу трагедии «Борис Годунов», поэт придал черты характера и внешности властной и честолюбивой Екатерины Николаевны. Он писал Вяземскому в сентябре 1825 года: «Сегодня кончил я вторую часть моей трагедии — всех, думаю, будет четыре. Моя Марина — славная баба: настоящая Катерина Орлова! Знаешь ее? Не говори, однако ж, этого никому».
Генерал-майор Михаил Федорович Орлов привлекался по делу декабристов, но благодаря заступничеству брата, Алексея Федоровича Орлова, его не осудили, а лишь выслали в Калужскую губернию под надзор полиции. Екатерина Орлова, урожденная Раевская, овдовев в 45 лет, дожила до 88, очень много сделав для систематизации бумаг и описания полученного от матери архива своего прадеда Михайло Ломоносова.
Кстати, мало кто знает еще об одной цепочке, связывающей Пушкина с землей Дагестана. Речь идет о его лицейском друге — Александре Михайловиче Горчакове, который впоследствии стал самым влиятельным министром иностранных дел в истории России, канцлером, светлейшим князем. Дело в том, что внучка великого канцлера похоронена на русском кладбище города Махачкалы. История такова: после 1917 года руководитель Императорского Союза Креста и Полумесяца, благотворительной организации, оказывающей помощь в области здравоохранения, Поляков вместе со своей женой, урожденной Горчаковой, перебрался в Порт-Петровск. Он работал в конце 20-х годов XX века в Наркомате юстиции Дагестанской АССР, а его жена была домашней преподавательницей французского языка в семье Башира Далгата — известного даргинского просветителя, в ту пору Наркома юстиции Дагестана. Недавно скончавшаяся дочь Башира Далгата, известный ученый и педагог, доктор филологических наук, профессор Уздиат Башировна Далгат училась французскому у внучки друга великого Пушкина.

«Дьяволы в мохнатых шапках»
К 100-летию со дня создания Дикой дивизии«Кажется, ни одна ...
08.09.2014 10:12
«Будь светом для души моей…»
4 февраля 1871 года в Медине умер имам ШамильМногие ...
08.02.2014 02:47
Борьба за Хаджи-Мурата
Вопрос воссоединения останков великого воина Кавказской войны Хаджи-Мурата по-прежнему актуален ...
23.11.2013 02:50