Дешлагарский набег наиба Хаджимурада

[Фрагмент из книги П.Тахнаевой «Хаджи-Мурат. Хаджимурад из Хунзаха», М., 2019]

Одна из ярких страниц военной биографии наиба Хаджимурада – угон  в апреле 1851 г. табуна лошадей Самурского полка из Дешлагара (совр. с. Сергокала), в исторической литературе получила  короткую оценку «простого набега с целью получить добычу». Однако по данным лазутчиков командующего войсками в Прикаспийском крае ген.-ад. кн. М.С. Аргутинского-Долгорукого, глубокий рейд, до ста километров в тыл противника, был вызван особыми обстоятельствами: «Гаджи-Мурат сам выпросил у Шамиля разрешение на этот наезд с тем, чтобы приобрести лошадей, которых в горах после Чеченского похода терпят большой недостаток». «Чеченским походом» лазутчики называли двухмесячную зимнюю экспедицию (февраль-март 1851 г.) русских войск в Большую Чечню, о которой кн. Аргутинский в письме от 24 февраля 1851 г.  сообщал главнокомандующему кн. М.С. Воронцову: «Я получил сведения с гор, которые подтверждают прежние известия о значительных потерях, понесенных горцами в Большой Чечне в делах против отряда ген.-м. Козловского…».

7 апреля, Темир-хан-Шура. Тревога. 7 апреля 1851 г.  кн. Аргутинский, в Темир-хан-Шуре, получил сообщение о том, что накануне «неприятельская» конная партия горцев в 700 сабель и с семью значками перешла через Койсубулинский хребет, выступила ночью из пограничного Араканы, прошла между селениями Апши и Ахкент и, далее проследовала между селениями Кадар и Охли, через какашуринские леса в губденские, и что наутро отряд был замечен следующим по направлению к с. Буйнаки. Лишь поздним вечером того же дня станет известно, что отряд совершил нападение на Дешлагарский пост, отбил полковых лошадей и теперь двигается назад, морским берегом, по дороге к Таркам. Это был наиб Хаджимурад (позже, по показаниям пленных горцев, станет известно, что отряд состоял из 500 всадников). При первом же известии об этом кн. Аргутинский решил не выпускать наиба из подвластных ему пределов и, не теряя времени, отдал войскам распоряжения, которые наглухо закрывали Хаджимураду дорогу назад (занял Кутишинские высоты; дорогу, ведущую к урочищу Аркас (и далее в Араканы); пространство между селениями Охли и Большим Дженгутаем; высоты, отделяющие селения Буглен от Большого Дженгутая; дороги к Ахатлинской переправе; Миатлинскую переправу).  Все дороги назад были взяты под контроль, а главные переправы на левый берег Койсу – в имамат, Ахатлинская и Миатлинская, были заняты войсками. Общая линия пограничья, поднятой по тревоге,  охватывала до ста километров (почти девяносто верст ).

7 апреля, Дешлагар. Угон полковых лошадей. Автор полковой истории самурцев, капитан А.К. Петров, с ссылкой на полковой архив составил подробный рассказ этой непростой операции. Полковые лошади выпасались довольно далеко от самого Дешлагара, на взморье: «В 17-ти верстах от Дашлагара, недалеко от берега моря, стоял, окруженный богатыми лугами, так называемый Возморский пост, где были разные хозяйственные учреждения Самурского полка. Здесь, обыкновенно летом и весною, находились полковые казенно-подъемные лошади, а также лошади артиллерийского дивизиона, стоявшего в Дешлагаре». Тот день, 7 апреля, не отличался от предыдущих: «Для содержания караула, для некоторых работ и в прикрытие табуну, сюда ежедневно высылалась одна рота, … по обыкновению, выгнали лошадей на пастьбу, а в прикрытие табуну назначено было 40 рядовых под командою унтер-офицера…». Внезапность нападения на караул была обеспечена незатейливой хитростью горцев: «Около полудня часовой заметил стадо рогатого скота, медленно приближающееся к посту; видели стадо и другие солдаты, работавшие здесь неподалеку, но никто не обратил на него внимания, предполагая, что это скот акушинцев, которые часто появлялись в этих местах, пользуясь прекрасным пастбищем. Предположение было отчасти верное, но гнали скот не акушинцы … Зная, что незамеченным подойти к посту нельзя, Хаджи-Мурат прибегнул к хитрости: встретив на пути злополучное стадо, он приказал гнать его перед собою, а чтобы лучше скрыть себя, всадники спешились и смешались между животными. Так подошли они к балке, около которой пасся полковой табун».  Маневр горцев удался: «Мгновенно вскочив на лошадей, часть горцев окружила прикрытие (при перестрелке прикрытие потеряло шесть человек убитыми и пять раненными), а остальные подхватив табун, направились к морскому берегу, к стороне сел. Буйнак. Окруженные со всех сторон сорок человек самурцев напрасно пытались воспрепятствовать намерению неприятеля, но горцы плотною массою преграждали им путь и поневоле пришлось ограничиться одною перестрелкою». Горцы угнали 199 лошадей. 

7 апреля, укрепление  Хаджимурада у Талги.  7 апреля, в десятом часу вечера, когда в Темир-хан-Шуре получили последнее донесение из Дешлагара, стало известно о настоящей цели вторжения Хаджимурада и направлении движения его отряда. К тому времени отряд оставил за собой до 80 километров, двигаясь с табуном по побережью в сторону Анжи, затем через кутан Ялгин повернул к Талги. Он был заме­чен таркинцами возле селения Атлы-Буюн, о чем сразу же доложили шамхалу. Так кн. Аргутинскому стало известно о местонахождении отряда Хаджимурада. Аргутинский не сомневался в том, что Хаджимурад, который так же знал о том, что он обнаружен, постарается либо поскорее достигнуть до одной из переправ на Сулаке, либо остановится где-нибудь поблизости на выгодной позиции – чтобы отдохнуть и дождаться спасительной ночи. Хаджимурад выбрал последнее и остановился лагерем в «лесу, называемом Хартматала и занял позицию на горе Ак-Ярпи-Баши, лежащей в семи верстах южнее Атлы-Буюна и в пяти верстах от Агач-Аула». Хаджимурад понимал, что погоня неизбежна и, прежде чем расположить отряд на отдых, укрепился: «Загородив себя бревнами, я расположился там для ночлега, так как люди и лошади от усиленного перехода были утомлены». Укрепление, «сангар» (завалы) было собрано наскоро. Табун лошадей предусмотрительно был отправлен в горы. Уже через час, как разбили лагерь, Хаджимурад получил сообщение от дозорных, что к ним приближается погоня. Приказал горцам не торопиться, и продолжать приготовление ужина, сам же, с подзорной тру­бой в руках, стал высматривать преследователей. Заметив их вдалеке, предупредил своих товарищей быть наготове: «Пока я не выстрелю, сидите за завалами».

Получив к вечеру 7 апреля сообщение о местонахождении Хаджимурада, кн. Аргутинский вызвал к себе командира сборного дивизиона Нижегородского драгунского полка подполковника Д.М. Золотухина. Приказ был прост: немедленно выступить в поход, как можно ближе подойти к лагерю наиба, в бой не вступать (даже если горцы станут сниматься с лагеря), вести за противником наблюдение и – ждать подкрепления, которое прибудет следом вместе с командующим войсками: «Вы не должны вступать с ним в дело, до моего прибытия вы ничего не должны предпринимать, а только наблюдать за неприятелем. …Помните, не завязывайте дела с неприятелем – во-первых, партия занимает очень сильную позицию и численностью, по крайней мере, в пять раз превосходит ваш дивизион, во-вторых – вы выпустите Хаджимурада из того круга, которым я его оцепил, а этого я более всего опасаюсь». Через двадцать минут драгуны выступили из Темир-Хан-Шуры.

8 апреля, штурм завалов Хаджимурада подполковником Золотухиным.  Шли всю ночь. Утром, перед восходом солнца драгуны остановились в неглубокой лощине у подошвы горы Як-Арни-баши, на вершине которой, в старом давно брошенном русском редуте (редут «Хартматала», так же известный под именем Мякинского редута, в котором когда-то помещалась лесная команда Апшеронского полка), слегка подновленном только-что срубленными деревьями, стоял Хаджимурад. Золотухин словно забыл о приказе и скомандовал дивизиону: «К пешему строю!». 80 драгунов спешились, а 40 остались при лошадях.  Золотухин попросил у шамхала его милицию в свое распоряжение и, получив ее, далее решился действовать сам. Советы «разбить дивизион на части и этими частями занять все лесные тропинки, в ожидании пехоты» Золотухин не хотел слышать, полагая, что «не может разъединить свои и без того небольшие силы».  Полковник был честолюбив и беспокоился, что Хаджимурад уйдет: «Никто бы не извинил Золотухина, если бы он упустил представлявшийся случай разбить, а может быть и взять в плен Гаджи-Мурата». Таким образом, «предпочитая смерть – обидному и незаслуженному упреку», Золотухин решился на  штурм.

80 человек шли штурмовать завалы, в котором находилось по меньшей мере до 500 горцев. Впереди, с обнаженной шашкой, шел подполковник Золотухин, от него не отставал молодой прапорщик Ратиев. Драгуны шли с примкнутыми штыками, несколько врассыпную. Шамхальская милиция, которая должна была не отставать от драгун, осторожно держалась поодаль. По тексту песни «О Хаджи-Мурате» («ХIажимурадиль хIакъалъулъ кечI»), известной в записи еще 1880 г., известно обращение Хаджимурада к штурмующим завалы милиционерам, с предупреждением не подходить близко к завалам и не принимать участия в сражении: «Хоть и сердце другое, но вера одна // Эй, милиционеры! Не подходите вы! // Казаки Аргута пусть идут на меня // Увидите чудо в ущелье Талгим!»  («РакI батIадалниги, дин цоял вацал // Нуж нахъегIан рилъа, вай милицаби // Дида тIаде биччай Аргъутил хъазахъ //Тамаша бихьизе Талгим кIкIалахъе!».  

Наконец, атакующие, подошли к завалам. Золотухин, подступив к переднему фасу редута, поднялся на него и, очутился лицом к лицу с человеком невысокого роста, державшим значок наиба – с Хаджимурадом. Со словами «Христос Воскрес!» (тот день был православный праздник, Пасха), попытался нанести ему со всего размаха удар шашкой по левой руке. Хаджимурад ответил выстрелом из пистолета в упор. Позже он подтверждал: «Я был ранен драгунским полков­ником Золотухиным шашкою в руку, который тут же убит мною».  Горцы начали стрелять только после этого выстрела и первый же залп уложил многих  из подступивших к завалу.  

Смертельно раненного в грудь Золотухина подхватили драгуны и понесли вниз. Прапорщик Ратиев, который не отставал от своего командира по геройству (скорее, безрассудству) и двигался к завалам с одним взводом, чтобы атаковать левый фас редута (правый примыкал к лесу) – в течение нескольких минут он и вся его команда из 19 человек легли на месте, вблизи редута. Хаджимурад открыл убийственный огонь по отступающим – драгуны потеряли убитыми  еще двух офицеров и до  23 рядовых,  было очень много раненых.  При попытке подобрать  их еще несколько человек было ранено и 3 милиционера убиты. По воспоминаниям участников штурма,  все произошло мгновенно: «В то время, как одни падали под неприятельскими пулями на самых завалах, другие только что подбегали к ним; но, видя смерть Золотухина и рану эскадронного командира, капитана Джемарджидзе, потеряв половину своих товарищей, драгуны смешались и повернули назад. …Гаджи-Мурат открыл убийственный огонь по отступающим. Затем, с шашкою наголо, выскочил первый из завала, с намерением окончательно уничтожить отступающих…».  Эскадрон понес большие потери – из 80 чело­век, шедших на штурм, вернулись невредимыми только 18.

«Хунзахские предания» представили свою картину прошедшего штурма: «Войско … цепью и без единого выстрела, приблизилась к зава­лам. Хаджимурад, первым выстрелом, прострелил живот одного командира, поднимав­шегося на завал. После чего, шквальным огнем горцы убили очень много воинов… В панике и замешательстве враг обратился в бегство. Хаджимурад, обнажив свою саблю, и проговорив «Рабби, Ла хавла вала куввата илла биллах», бросился вместе со своими товарищами преследовать отступающих. Затем горцы собрали тела убитых, сняли с них оружие, затем раздели и разложили с целью устрашения на возвышенном, видном для противника месте».  Хаджимурад потерял лишь одного человека, «жителя селения Батлаич – Магому, сына Гусейна», сам был легко ранен в руку. На позиции до самой ночи воцарилась тишина. Хаджимурад вспоминал: «Открытый на другой день драгунами и милициею, я не мог следовать в горы и вынужден был выжидать ночи».

8 апреля, Талги. Прибытие кн. Аргутинского к завалам Хаджимурада. 8 апреля, к 11 часам утра командующий войсками уже знал, что драгуны, в нарушение его приказа атаковали Хаджимурада, были отброшены назад и с большими потерями.  Этого ослушания он не простил покойному Золотухину. Позже, драгуны с обидой вспоминали: «Князь Аргутинский во всю свою службу сделал одно только несправедливое дело, отвернувшись от праха Золотухина».  8 апреля, в первой половине дня, кн. Аргутинский выступил форсированным маршем из Темир-Хан-Шуры с 1-м батальоном Апшеронского полка и двумя орудиями – к высотам Як-Арни-баши, приказав 2-му батальону апшеронцев, стоявшему между Бугленом и Большим Дженгутаем, прибыть туда же, с двумя орудиями.

В шесть часов вечера кн. Аргутинский прибыл к Як-Арни-баши и расположился против позиции горцев, охватив ее с двух сторон. Полностью окружить горцев не удалось (по другому источнику – горцы не дали себя окружить). Третью сторону, дорогу, ведущую к Капчугаю, должен был занять 2-й батальон апшеронцев, но он не скоро прибыл на место. Этим воспользовались горцы и с наступлением темноты, спустившись с завалов, стали по нему уходить, но вскоре нарвались на ружейные залпы и орудийный огонь подступившего, наконец, 2-го батальона апшеронцев. Горцы бросились в стороны и отряд Хаджимурада буквально растворился в ночи. Драгуны, дагестанские всадники и милиция недолго преследовали их, скорее для видимости, «насколько позволяла темнота, усталость лошадей и лесистая местность, пересеченная извилистыми и глубокими оврагами». Хаджимурад об отступлении с завалов вспоминал спокойно: «Начало смеркаться, и пехота русская стала подходить к нам; тогда, пользуясь темнотой, я приказал своим бе­жать вразброд, чтобы тем затруднить преследование…». 

Прекратив бессмысленное преследование, кн.  Аргутинский с отрядом остался ночевать у Як-Арни-баши. Для него было уже очевидно, что Хаджимурада упустили. Провал операции кн. Аргутинский связывал с бездарной военной инициативой подполковника Золотухина, о котором с нескрываемой досадой отозвался через несколько дней в личном письме главнокомандующему кн. Воронцову: «Эта атака была несвоевременна. Не дело драгун, по крайней мере, в столь незначительном числе пытаться в подобных предприятиях, составляющее прямое предназначение пехоты, и подп. Золотухину, при всей примерной его личной отважности, не следовало вызываться на эту попытку, а напротив того, с шамхальскою милицией надобно было стараться только сколько возможно скрытно сторожить неприятеля до прихода пехоты, тогда драгуны не понесли бы столь чувствительного урона и дело должно было кончиться гораздо хуже для Гаджи-Мурата, который и сам бы не должен был уцелеть. … Не могу не досадовать, что Гаджи-Мурат вновь ускользнул, потому что вовремя 9-летнего командования моего отрядами в Дагестане, горцы еще никогда не попадали так, как это случилось на этот раз, если бы драгуны и милиция не показались у самой позиции неприятеля, если бы не сделали эту неуместную атаку завалов до прихода пехоты».

9 апреля. Возвращение отряда Хаджимурада в горы. В ту ночь, покинув завалы и ущелье Талги, далее отряд Хаджимурада проследовал незамеченным мимо Капчугая к горам, к югу от Темиргое, и оттуда, через урочище Сары-Камыш вышел к Ахатлинской переправе. Здесь отряд разделился, одна его часть переправилась через Сулак, другая ушла вверх по реке, к Гимрам.  Спустя дня четыре, в письме к кн. Воронцову от 13 апреля, все еще досадуя на то, что упустил наиба Хаджимурада буквально из-под носа, кн. Аргутинский пытался представить его возвращение в горы как поражение и писал: «Партия его, …потянулась вразброд большею частью к Ахатлинской переправе и выше к Гимрам, растеряв дорогою людей, лошадей, оружие, бурки, шапки, и те, которые достигли левого берега Сулака, прибыли туда до крайности расстроенными. Достигнув левого берега Сулака, Гаджи-Мурат оставался более двух суток в Ирганае, чтобы собрать блуждающих по лесам горцев и потом явиться к Шамилю с возможно меньшим уроном».

По «Хунзахским преданиям» известен другой рассказ о том, как отряд Хаджимурада вернулся в горы: «Кратчайшая дорога лежала через селение Дженгутай. Боясь, однако засады, решили пойти по другой дороге – через кутан «Каркар», что расположено позади Кафыр-Кумуха, по направлению к «Ярум-поч» и далее к «Сары-Камышу». Проводниками были мухаджиры, сбежавшие к Хаджимураду: Чатигал Магома житель селения В. Дженгутай, Джакай из сел. Н. Дженгутай, Гаирбек из сел. Гелли, Шангерей из сел. Муселимаул. Все они были хорошо знакомы с до­рогами на плоскости. …Дошли до местности «Бухараб кутан», далее последовали по направлению к селению Ахатль. На рассвете они дошли до ахатлинской речки. Здесь сделали привал, чтобы немного отдохнуть и помолиться. Отсюда двинулись по направлению к каранаевским горам. Хунзахец Исбаги заснул и остался незамечен­ным у речки, отстал от отряда. Погоня застала его тут, но он не сдался в плен и был убит преследователями. Хаджимурад перешел через Каранаевские горы в селение Ирганай. Во время переправы через Койсу утонул житель селения Хунзах Аталав. Через Балаханы, Моксох и далее по Арак-меэр, наконец, прибыли в Хунзах». В завершение рассказчики с удовлетворением вспоминали: «Из этого набега Хаджимурад вернулся в Хунзах на седьмые сутки с добычей – состоящей из 150 лошадей, а также одежды и оружия, снятых с убитых в местности Талги». Называли очень скромные потери: «Хаджимурад потерял в этом походе четырех товарищей».

«О поражении партии Хаджимурада в деле 8 апреля 1851 г.». Дешлагарский набег хунзахского наиба вошел в фольклор как один из самых успешных, был воспет в песнях, в которых одинаково превозносили и славную битву, и славную добычу. Между тем, кн. Аргутинский, который не скрывал, что был крайне недоволен «делом 8 апреля» и продолжал писать о том главнокомандующему вплоть до мая месяца, убеждая своего адресата в том, что его противник, Хаджимурад, в конечном итоге мало что выиграл – вернувшись в горы «в крайнем расстройстве». Во всех сообщениях кн. Аргутинский представлял набег Хаджимурада как неудачный, а его самого, как чудом спасшегося, понёсшего большие потери и растерявшего добычу.  Аргутинский умалчивал о том, что в общей сложности (по данным полковых историй) в «делах 7-8 апреля» самурцы, нижегородцы и апшеронцы  потеряли убитыми до 94 чел. и раненными 47, а горцы понесли свои единичные потери только на переправе. По рассказам хунзахцев, Хаджимурад привел в горы из набега 150 лошадей, но кн. Аргутинский сообщал главнокомандующему, что не больше ста, да и те, как позже добавит, были плохонькие, «мало способные для горской езды». Главнокомандующего вполне устраивала подобная «неудача» кн. Аргутинского, в которой «победитель» был достоин скорее жалости, и он с удовлетворением писал ему в ответ: «С удовольствием узнал о поражении, нанесенном вверенными вам войсками партии Хаджи-Мурата 8 апреля в окрестностях Атлы-Буйна.  …Я отправляю к вам 10 георгиевских крестов, в том числе  5 для лейб-эскадрона драгун и 5 для остальных войск, участвовавших в этом деле».

Горцы, по всей видимости, не подозревали о том, что в глазах русских – в сражении у Талги потерпели поражение не «казаки Аргута», а они сами, а их славная добыча из 150 лошадей, одежды и оружия, снятых с убитых  (числом чуть менее ста человек), была представлена как не стоящей внимания. Между тем, в старинной народной аварской песне о «О Хаджи-Мурате» («ХIажимурадиль хIакъалъулъ кечI»), среди десятка воспетых в нем сюжетов о подвигах наиба – истории угона казенного табуна Самурского полка из Дешлагара и сражения в ущелье Талги был посвящен яркий поэтический рассказ, в котором звучали голоса торжествующих победителей.