Продолжение 

Полковник КГБ Дагестана Магомед-Расул Азнауров в частной беседе с врачом Ибрагим-Халилом Халиловым рассказал, что…. расследование деятельности художника Халилбека Мусаева в фашистской Германии было поручено ему, и что ни одно из обвинений в измене родине не подтвердилось. Этот рассказ опубликован в воспоминаниях Халилова. Но даже не ознакомившись с этим делом, у нас нет оснований не доверять этому заключению — художник с 1929 года являлся подданным Персии и, таким образом, никак не мог являться «изменником родины», т.е. «коллаборационистом», что по определению подразумевало сотрудничество с врагом в военное время против страны своего гражданства. Страна тогдашнего гражданства художника, Иран, в результате англо-советского вторжения с августа 1941 года находилась под контролем СССР (Советский Союз вывел свои войска из Ирана только по окончании Второй Мировой войны) и никаких претензий ему не предъявляла.

 

Тем не менее спустя 36 лет после письма Айдинбекова в книге «Чекисты Дагестана», вышедшей в 1987 году к 70-летию органов ВЧК-КГБ, художника продолжали упоминать в том же негативном контексте — Халилбека Мусаясул причисляли к представителям северокавказской эмиграции первой волны, продолжавших заниматься антисоветской деятельностью в послевоенный период. Один из авторов книги, председатель КГБ ДАССР генерал-майор Иван Архипов, перечисляя их, завершал список именем художника: «Магомаев стал руководителем разведывательной группы в американской шпионской школе в Гармиш-Партенкирхене; Султанов, Кантемиров, Хасаев и другие обосновались в «Институте по изучению СССР» в Мюнхене, они же выполняют обязанности радиодиверсантов в «Свободе», «Свободной Европе» и «Немецкой волне»; старый английский, турецкий, немецкий и японский агент Бамматов в Швейцарии пишет свой реакционный труд «Происхождение ислама»; в Пакистане на американской военной базе стал действовать Муратханов; в США демонстрирует свои антисоветские шедевры Мусаев…» Минуточку. К тому времени прах скончавшегося художника уже 38 лет, как покоился на кладбище города Бетлехема (штат Коннектикут).

В 1991 году в газете «Дагестанская правда» было опубликовано письмо начальника одного из отделов КГБ ДССР В. Тихоненко с говорящим названием «Сняты последние подозрения». Подчеркну — «подозрения», не «обвинения». Приведу в цитатах его основное содержание: «Долгие годы, в том числе и во время Второй мировой войны, Мусаев жил в Германии, что послужило поводом для обвинения художника в причастности к созданному в 1941 году по заданию германского правительства прогитлеровскому Северо-Кавказскому национальному комитету (СКНК)». В письме отмечалось, что к членам СКНК художник был отнесен в свое время главным образом на основании свидетельских показаний бывшей сотрудницы этого комитета Зумруд Доногаевой-Акаевой, которая прибыла в Германию в 1943 году с отступающими с Кавказа немецкими войсками и о многом могла судить лишь понаслышке. Тихоненко продолжал: «Между тем пропагандист отдела пропаганды СКНК Д. Муратханов и ряд других сотрудников комитета, арестованных и допрошенных в тот период, каких-либо показаний, подтверждающих членство Х. Мусаева в СКНК не дали. Более того, некоторые военнопленные, по словам ветерана КГБ Т. Г. Абакарова, положительно отзывались о Мусаеве, говорили о том, что он оказывал им всяческое содействие в улучшении условий жизни. О гуманитарной помощи военнопленным кавказских национальностей женой Мусаева свидетельствует и Доногаева-Акаева».

Вот, собственно, все сведения о «прогитлеровской деятельности» художника, которыми располагали органы безопасности. Все же их оказалось достаточно, чтобы на долгие полвека его имя оказалось на родине опороченным и под запретом.

И еще, о «клеймах» художника из советских времен — «эмигрант», «невозвращенец». Халилбек Мусаясул изначально, по определению, не являлся эмигрантом. «Эмигрант» — термин, обозначающий лицо, выселяющееся из своей родины (покидающий, бросающий ее). Художник не «выселялся» — в 1921 году он с советским паспортом отправился на обучение в Европу, а затем сменил гражданство на персидское подданство. Но, увы, в СССР и на Западе были противоположные представления о праве человека на свободу выбора подданства: если на Западе «это право, безусловно, признавалось и было зафиксировано в законодательстве, то по законам СССР (что было внедрено и в сознание населения) стремление сменить подданство […] входили в перечень политических преступлений ст. 58 тогдашнего УК РСФСР» (цитата из книги историка Владимира Гениса «Первые советские невозвращенцы» — «НД»). Лишь с 1961 года в стране начал действовать новый УК РСФСР, из которого была изъята печально известная 58-я статья, широко квалифицировавшая «контрреволюционные преступления» (к 1937 году она содержала 17 самостоятельных статей по «измене родине»). У меня целая глава посвящена этой теме — «О потере художником советского гражданства и приобретении персидского подданства». В ней рассмотрен важный вопрос о статусе «невозвращенца», в котором он оказался после Постановления Президиума ЦИК СССР от 21 ноября 1929 года «Об объявлении вне закона должностных лиц, граждан СССР за границей, перебежавших в лагерь врагов рабочего класса и крестьянства и отказывающихся вернуться в Союз ССР». Однако в этом статусе он пробыл недолго — в том же году художник приобрел персидское гражданство. Закон, хоть и был принят в 1929 году, но распространялся и на всех, кто уехал и не вернулся в СССР еще до принятия закона. Однако Халилбек Мусаясул был студентом, государственным стипендиатом, но не должностным лицом. Он также по окончании войны не был обязан возвращаться в СССР — по договоренностям Ялтинской конференции (февраль 1945 г.) репатриация являлась обязательной только для советских граждан, подданных СССР до 1 сентября 1939 года, а он с 1929 года не являлся советским гражданином.

— В книге Халилбека Мусаясул «Страна последних рыцарей» отъезду главного героя из СССР предшествуют идейные расхождениях с властью и опасения оказаться репрессированным. Еще там описан целый триллер с чекистами в Азербайджане и Грузии. Если же судить по биографии, то Халилбек в это время занимал хорошую должность в Наркомате просвещения, то есть был востребован на родине, и уехал в Германию для завершения учебы. Какие были истинные причины его отъезда?

Продолжение в печатной версии газеты "Новое дело"