Как дагестанец строил аэс и ликвидировал химическое оружие

23.08.2024 01:00

В Дагестане редко говорят о технологическом отставании. Чаще всего эта тема всплывает в разговорах о проблемах ЖКХ. Но нередко, наоборот, говорят о высокоразвитом скоростном Интернете, в котором «живут» почти все дагестанцы. Кто-то оправдывает отставание тем, что здесь сельскохозяйственный регион. Но есть такая группа уникальных дагестанцев, которые, живя в технологически развитых регионах страны и занимая высокие посты в производстве, науке и бизнесе, с волнением смотрят на малую родину. С одним из представителей поколения «уехавших в 80-е», но посещающих летом малую родину, корреспондент «НД» встретился в одном из махачкалинских центральных кафе.

— Да, брат, — откликнулся молодой стажер в кафе на просьбу собеседника, который старше него в три раза. Молодой человек записывал что-то в телефон, извинялся, что не знает меню, т.к. работает первый день.

Возможно, этот парень не изменил бы свой тон, даже узнав не только возраст клиента, но и то, что тот почти всю жизнь провел на Урале, строил атомные электростанции, создавал новые производства, утилизировал химическое оружие и занимался энергетикой в структурах Росатома, а цена капитала промышленного бизнеса его друзей и партнеров исчисляется сотнями миллионов рублей.

— Все-таки лучше, наверное, сначала представить вас читателям, — началось часовое интервью за чашкой капучино.

— Гаджиев Ибрагим Гаджиевич. Родился здесь, в Дагестане, в Кулинском районе, там же окончил в школу. В 1979 году ушел в армию. После службы поехал учиться в Омск, где окончил Автомобильно-дорожный институт. По воле судьбы попал на работу в трест «Уралэнергострой». Начал бригадиром слесарей в зоне технического ремонта. Месяца три прошло, и меня поставили начальником автоколонны и, не задержав, повысили до начальника отдела эксплуатации. Наша организация обеспечивала грузовые автоперевозки по всем стройкам энергообъектов Урала. Очень интересная работа, когда весь процесс надо было построить под энергетиков. Тут, конечно, станешь энергетиком. И были моменты, когда энергетики прошляпят свои дела, а мы, что называется, «заносили» их «хвосты». Мы знали: на совещании спросят со всех, поэтому работали дружно.

— Что это был за город?

— Город Заречный, режимный закрытый город. Там находятся Белоярская атомная электростанция, институт реакторных материалов, филиал Курчатовского института и биосферный институт. Мы там завершили строительство третьего энергоблока АЭС. Это первый в мире реактор на быстрых нейтронах, БН-600. Тогда же приступили к строительству более мощного реактора БН-800. Сейчас на этом реакторе работает мой сын. Но по первому образованию он следователь. И лишь потом он переучился в Уральском федеральном университете на тепловые атомные электростанции. Вовремя одумался.

— Где вы учились параллельно на энергетика?

— Меня отправили в Ленинград на курсы в «Ленэнергострой». Далее учился в городе Кургане, а затем все время повышал квалификацию.

Послышались громкие звуки стрельбы. Официант-стажер играл на телефоне в какой-то шутер. На просьбу сделать стрельбу тише, убавил звук.

— Меня прикомандировали к предприятию Минсредмаша. Оно занималось добычей, обогащением атома, переработкой его на топливо. Про уран я могу сутками рассказывать. Затем развалился Советский Союз, и Минсредмаш приказал долго жить. До создания Росатома оставалось еще полтора года. За это время я нашел себя и стал представителем «Беларуськабеля» в России. Таскал провода любого класса на многие заводы. Интересная работа. Но уже когда образовался Росатом, директора Белоярской АЭС Олега Макаровича Сараева перевели в Москву, и он создал с нуля Росэнергоатом. Сюда были собраны все электростанции Росатома, энергоперерабатывающие предприятия, хранилища и даже атомный флот, в том числе плавучие электростанции. К тому времени страна становилась на ноги, и мы продолжили строительство четвертого энергоблока Белоярской АЭС. Мне поручено было строительство подводящих каналов. Это элемент четвертого контура безопасности, который позволяет в случае ЧП затопить АЭС.

Когда пришло время сдавать этот объект, меня прикомандировали на завод «Уралхиммаш», сперва начальником управления внешней кооперации, потом начальником производства. Завод выпускал изделия для атомной и нефтегазовой промышленности.

— Это вы там занялись утилизацией химического оружия?

— В России появилась специальная программа и была создана специальная комиссия. Распоряжением правительства наш завод был назначен ответственным за ликвидацию химического оружия, и меня поставили во главе этой работы. К нам приехали представитель Пентагона Майкл Тоззи из США и Боб, фамилию не помню, из Великобритании.

Этот Майкл Тоззи был немного капризный мужик. Его посадили в мой кабинет. И когда он повесил флаг США, я этот флаг, естественно, сорвал и выбросил. Поднялся скандал, дело дошло до посольства, наш директор заявил, что уволит меня. Но для этого надо было меня как представителя страны вычеркнуть из распоряжения правительства. В итоге этого Тоззи отселили в другой кабинет. Результаты моей работы проверяли отдел контроля качества, английская и американская стороны, военпредство, а потом Федеральная медико-биологическая экспертиза.

— Сколько вам тогда было лет?

— Мне как раз в декабре исполнилось 48 лет. Я помню, что 28 декабря приехал домой и соседи спрашивают, почему у меня лицо покойника. Из меня эта работа выжала все соки настолько, что я решил больше за такие огромные проекты не браться. Но меня уже начали прочить на строительство второй нитки Северного потока. Ну, как ни спорь, все равно мне поручили строительство демпферных устройств, шаровых резервуаров и их обслуживание. Строил и на юге. Если вы едете в Сочи, то в районе Туапсе можете увидеть результаты моей работы: огромные шаровые резервуары по 600–800 кубов для хранения нефти.

— Как вы связаны с заводами Калашникова?

— Уволился с «Уралхиммаша», потому что уже здоровье не то и возраст. Кроме того, надо было помогать дочери, которая рано защитила кандидатскую. Создал небольшую строительную фирму и начал взаимодействовать с концерном Калашникова по вопросам ремонта их заводов. Например, с нуля модернизировал Мытищинский завод, чьи изделия сейчас показывают в сводках по СВО.

— Вы участвовали в учениях энергетиков на территории Дагестана?

— Это отдельная история. Я себя считаю учеником Николая Семеновича Верука, построившего самую крупную в мире ТЭЦ на угле. 30 железнодорожных составов угля в сутки сжигают 7 котлов. А также его сына — Вадима Николаевича, который построил Челябинскую электростанцию, входящую в АО «Фортум». Его сына, энергетика в пятом поколении, в 2018 году отправляли в Дагестан. И тут уже оба моих учителя попросили меня помочь ему и попросили, чтобы меня прикомандировали к его команде МРСК Урала. Его отряд занял первое место в России на учениях по энергетике в Дагестане. Этот парень сейчас пишет книгу об итогах учений, рассказывая на примере, как правильно проверять, подключать в сеть и т.д.

— Много ли дагестанцев — руководителей крупных промышленных предприятий, руководителей промышленных городов в Сибири или на Урале, ученых?

— Есть. Не знаю, как здесь в Дагестане, но в промышленных краях просто так подняться на руководящую должность не получается. У нас есть достойные дагестанцы в нефтегазовой сфере. Например, действительный член РАЕН, директор ЗапСибБурНИПИ Яраги Магомедов. Его институт занимается бурением в Сибири и в Северном Ледовитом океане. На Урале с 2018 по 2022 годы мэром промышленного города Алапаевска был Сайгид Билалов. Затем он ушел в советники губернатора Свердловской области. Очень много серьезных ребят-дагестанцев в Тюмени, в Новосибирске. В науке у нас Асали Магомедалиевич Асалиев, проректор университета имени Плеханова. Сейчас параллельно он возглавляет важное для страны направление в Ростехе. В Коми мой товарищ, главврач республиканской клинической больницы Рамазан Абакаров, человек с большим авторитетом.

— Получается, после того как вы в 1979 году уехали в армию, в Дагестане не работали и не жили. Какое отношение у вас и ваших друзей к событиям на малой родине?

— Я всегда говорю, что так, как любят Дагестан дагестанцы, живущие за его пределами, не любит никто. Мы издалека многое видим то, к чему уже привыкли местные жители. Больше всего переживаем за низкий уровень жизни населения в Дагестане. В начале эпидемии коронавируса передавал в Дагестан 1000 пачек очень редкого лекарства, которое используется в Африке в борьбе с тропическими заболеваниями. Наши земляки готовы были даже отправить сюда передвижную медицинскую технику, но не смогли найти контакты с республиканской властью.

— Могут ли наши дагестанцы из крупных промышленных предприятий и регионов помочь технологическому развитию республики?

— Главная проблема — люди. К кому обращаться? Например, в области энергетики здесь каждый месяц кого-то сажают по уголовным делам. Машиностроение Дагестана сведено к нулю. В советском Дагестане было 68 заводов Дагконсервпрома, не считая заводов Дагпотребсоюза. На их месте построили многоквартирные дома. Мы теперь живем, как в банановой республике: поставили шалаши и торгуем чем-то.

— Но Чеченской Республике вы, дагестанец, смогли же помочь? Как это получилось?

— Когда я работал над модернизацией некоторых заводов, какие-то производства приходилось закрывать и появлялись высвобождаемые цеха. И мы это оборудование предлагали Дагестану. И в какой-то момент я вдруг понял, что стал надоедать Абдулатипову своими предложениями. Но как только я обратился в Чечню, на следующий день со мной вышли на связь из Министерства промышленности и энергетики Чечни и пригласили к ним. Осмотрел их заводы и помог им восстановить три завода. Среди них завод медицинских инструментов в Гудермесе с уникальным оборудованием.

— Как вы оцениваете технологическое состояние всей энергетики Дагестана?

— Около 70% энергетики Дагестана уже свое отработало 15 лет назад. Оставшиеся 30% надо ревизовать. В Дагестане практически нет современных моделей трансформаторов, которыми уже можно управлять удаленно и контролировать нагрузку, смотреть температуру, сколько осталось масла и т.п. Тут еще проблема в том, что у нас много неучтенных бесхозных трансформаторов, модели и состояние которых никто не контролирует. Ведь есть трансформаторы, которые невозможно использовать на открытом воздухе. Например, если в аббревиатуре нет буквы «Г» (герметичный), а просто ТМ, то его ставят только в помещение. Есть уже сгоревшие или бывшие в употреблении. Даже умудряются перебивать номера трансформаторов, чтобы заметать следы, откуда они пришли. Кстати, учения в 2018 году показали, что у нас очень много сетей проходит в труднодоступных местах по горам, возможно, из-за того, что сокращали расходы. Но когда случаются снег и ветра, до них трудно добраться на ремонтной технике. И мы тогда предлагали прокладывать воздушные сети с изолированными проводами вдоль дорог.

— Система контроля потребления электроэнергии в Дагестане имеет современные приборы учета?

— Они есть в Дагестане, но не работают, как положено. Эти приборы удаленного доступа должны быть направленного действия, на входе в какой-то район обслуживания. За этим счетчиком начинается территория ответственности руководителя районных сетей, который должен отвечать рублем за потерянную энергию. Меня удивляет учет тепловых потерь в Дагестане. Например, я работал на Урале, где до –45° температура, но там таких потерь тепловых не бывает, как в Дагестане.

— Есть ли в Дагестане компании, которые вычисляют потери электроэнергии, что-то вроде энергоаудита?

— В интернете есть такие предложения, но они работают в области подсчета расхода воды и тепла. Аудита в электросетях в Дагестане я не встречал.

Под конец интервью пришла неожиданная мысль воспользоваться связями и компетенцией Ибрагима Гаджиевича. Связавшись с руководителем филиала крупной федеральной организации, мы приехали на встречу в другое махачкалинское кафе. Через 10 минут диалога дагестанский директор получил обещание помочь в связях с уральским заводом по производству насосов и посетить совещание с руководителями эксплуатационных отделов дагестанского предприятия.

Не знаем, насколько полезно читателям это интервью, но в ходе разговора с Ибрагимом Гаджиевичем сложилось впечатление, что именно из-за сельскохозяйственной репутации Дагестана республике нужно восстановить баланс роста и нарастить связи с промышленно развитыми регионами страны через своих земляков, которые готовы помочь ценными связями, знаниями и качественными материалами и оборудованием.